Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
— Не нужно мне больше твоих дешевых подарков! Раз я не заслуживаю ничего дороже.
(Хотя сумка стоила в десять раз дороже…)
— Ты была в восторге и говорила…
— Мало ли что я говорила и мне нравилось, — она дешевая.
— А какая разница?
— Дорогой подарок — это степень определения чувств и любви.
Какая чушь! И я это должен слушать?
— Значит, если Ромео не делал Джульетте подарков, он ее не любил?
— Ты такой жадный! Ты такой скупой! Но я тебя люблю, что же делать…
— Рина,
— Подумаешь, купил билет — большое дело!
— А ты купи сама.
— А у меня денег нет! — Она ехидно улыбается. — Если б я была мужчина и зарабатывала столько, сколько ты, я бы целиком содержала женщину, которую люблю.
— Я вижу, как это делает твой муж…
— Да Костя самый добрый парень, которого я встречала. Ты по сравнению с ним…
— Арина, остановись.
— Чтобы покупать любимой девушке сумку за два доллара!
— Ты не моя любимая девушка. Любимая — это нечто иное.
— Ах вот как! На фиг я тогда здесь сижу, помогаю тебе переезжать, пакую твои тарелочки, мою жалюзи на твоих окнах и режу себе пальцы?!
— Я не могу любить две категории людей — мещанок и плебеек.
— Заткнись, надоели твои рассуждения!
— Поговори еще, поговори.
— Я поражаюсь, как ты вообще можешь кончать? Ты все время думаешь. Все и всегда анализируешь. Расслабься, не будь таким жадным, не думай о деньгах.
— Думаешь о них ты. Нет, я должен быть таким же безмозглым, как Ариночка. И жить на поводу у сексуальных инстинктов.
— Не смей меня называть «безмозглой», я тебе не твои шлюхи. Я начитанная.
— У меня только одна шлюха — это ты.
Она ухмыляется сексуально. Видимо, такая похвала ей по душе.
— Не нравится, найди себе другую, кто тебе будет за бесплатно давать.
— И это говорит известная актриса театра и кино.
— Да, я актриса. А ты мне завидуешь.
— Чему? Что ты в третьесортном театре играешь второстепенные роли полуголой на сцене? А в зале сидят двадцать пять человек.
— Отстань, к черту, надоел уже. Какая я дура, что вообще сюда приехала, потратила целый месяц своего летнего отпуска. Ведь звали ж в Париж…
— Еще не поздно, можешь завтра улететь.
— Не твое собачье дело, радость моя!
— Ты, видимо, давно по губам не получала?
— Продемонстрируй, как ты слабую девушку можешь ударить.
— По-моему, ты не девушка, а мужлан. И рот у тебя — помойка. Сколько гадостей из него выливается.
— А ты жмот, самый скупой мужчина, которого я встречала.
— Но все-таки для тебя еще мужчина?
— Вот только что. Да и то это все он, мой фелацио, которого я люблю, а ты здесь вовсе ни при чем.
— Святой дух.
— И не мудрено, что у тебя нету постоянной девушки, кто с тобой захочет быть, с таким скупердяем.
— Иди тогда отсюда, чтоб я тебя не видел и не слышал. Пока ты меня не довела.
— Хам,
Последняя фраза, как и предыдущие, больно ударила в душу и засела в сердце.
Я опять сплю на диване. Ноги упираются в боковую спинку. Этих оскорблений я ей никогда не прощу. Что со мной происходит, я ведь тряпкой стал. Что я ей позволяю?..
На следующий день она не выходит из большой спальни. Там своя ванная и свой туалет. А спустя ночь она вышла к столу с голой грудью и в трусиках бикини, которые я ей купил. Она теперь с ног до головы (или с ног до п…) была полностью одета в то, что мы купили.
Уперла руки в выступающие бедра и дико заорала:
— Я умру от голода в твоем доме!!!
— Как жаль, что этого не произойдет. Холодильник полон еды, в Америке есть такой обычай: любой открывает и берет.
— Я из России, а не из Америки. Я твоя гостья! Ты обязан меня кормить!.. Если я умру с голода, это будет твоя вина.
— Такие, как ты, не умирают. Ты не гостья, а исчадье.
— Подлец, какой же ты мерзавец! Мамочка, — заголосила она, — зачем же я такого полюбила!
— Послушай, актриса, ты не на сцене, прекрати сейчас же эту мерзкую истерику.
Она начала полоумно кричать, топать ногами, биться в истерике. Сиськи ее крутились, она упала на пол. Завертелась в припадке и забила своими атлетическими ножками по ковру.
Я метнулся на кухню, схватил острый нож — хотел прирезать ее. Вовремя опомнился и выметнулся из квартиры. К вечеру я нагружался водкой в баре, совершенно не зная, что делать.
Она пила кровь из меня еще две недели, потом, в десятый день июля, улетела. Я считал, что этот безумный, сумасшедший роман закончен навсегда. Слава, слава Богу!
Через два дня мне пришел факс из издательства «Факел», что роман «После Натальи» выходит первого августа.
Не прошло и двух дней, как Риночка, которую я стал называть «Ирвочкой», трезвонила мне как ни в чем не бывало, говорила, что любит меня и фелацио, и умоляла не обижаться.
Я вконец запутался и ничего не мог понять. Неужели у кого-нибудь на земле были такие патологические, ненормальные отношения? Она ведь казалась такой милой. Но я же нашел себе не женщину, а актрису.
Она продолжала звонить, я вешал трубку, не желая ничего прощать.
Но если долго пытаться — даже вода размывает каменные стены.
Через десять дней он встал по ней скучать. А владелец стал слушать голос по телефону, все ее просьбы, мольбы и прошения — о прощении. Я чувствовал, что сдаюсь.
И самое страшное: я знал, что хочу ее…
В Москву я летел на крыльях… «Delta». Наконец-таки открыли беспосадочную линию. Кому сказать, спустя годы, после того как исчез «Pan Am»! Летел новый «Боинг-757», ветер дул нам в хвост, а не в голову, и мы долетели за восемь с половиной часов. Невероятно, почти что чкаловский рекорд!