Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
— Тонна.
— Или ни одной, и ты ждал меня?
— Я не гуляю, как ты (я говорил правду), и я ждал тебя. — После нее меня никто так не возбуждал.
— Опять все врешь.
Я вскочил и захлопнул дверь прямо перед ее носом. Она едва успела отскочить.
— Не смей швырять в меня дверью, я люблю тебя!
Если это любовь, то что же тогда… Я ушел в ванную и встал под холодный душ.
К полуночи:
— Алешенька, прости меня. — Я лежу к ней спиной. — Я была не права. Просто мне нечего носить, и я чувствую, что
— Ты глупа…
— Ты не обращаешь на меня никакого внимания.
— Ты слепа…
— Тебе все равно, есть я рядом или нет.
— И безмозгла…
Ее рука уже водит, шарит по моим бедрам.
— Где мой фелацио, он единственный, кому я нужна, кто меня понимает.
Она перегибается через мое бедро и берет мою головку в рот. Он тут же встает — проклятый предатель, хотя я дал себе слово к ней не прикасаться. Она уже зацеловывает мой пах.
— Алешенька, не отталкивай меня, ты же хочешь этого. Как и я хочу тебя безумно. Ты же знаешь, что я не могу жить без тебя.
Оргазмы с ней — всегда сладкие.
Оказывается, это было только начало. В двенадцать тридцать ночи она начала:
— Ты никогда не выполняешь свои обещания. Только болтаешь.
— Оставь меня хоть ночью в покое.
— Конечно, правду слышать о себе не хочется.
— Твоя правда — это крики клиторной неврастенички.
— Ты думаешь, я не скажу, да? — Арина прищурила глаза и стояла с обнаженными бедрами, в моей майке.
— Говори тому, кого это волнует.
— Тебя! Должно волновать! Но ты делаешь умный вид, что ничего не понимаешь.
— Я, правда, не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты обещал мне заплатить за телефонные разговоры с тобой.
— Я тебе такого никогда не обещал. У меня просто нет сейчас …
— Нет, двадцать четвертого января обещал. Ты сказал: я заплачу.
— За один тот звонок, который ты сделала по издательским делам и я долго говорил.
— Ты обещал оплатить все телефонные разговоры!
— Ты придумываешь, я никогда такого не говорил.
— Господи, какой же ты мелочный! Женщина, которая любит тебя, просит, молит помочь ей оплатить телефонные счета, а ты даже не хочешь выполнить то, что обещал.
До меня наконец-таки дошло.
— Так вот почему ты трезвонила дни и ночи, без счета, демонстрируя свои чувства и якобы любовь. Потому что кто-то оплатит. Добрый дядюшка.
— А «дядюшка» оказался мелким вруном, для которого деньги важнее любви.
— Не будем забывать, что я плачу за твои билеты, визы, подарки для твоих московских «кобелей» (якобы из театра!), которые почему-то хотят сувениры из секс-шопа.
Мне было неловко, что я говорю это, мне было стыдно. Но она могла и покойника довести.
— Да врешь ты все, кому нужны твои подарки!
— Не говори это слово, ограниченная мещанка! Не доводи до греха!
— На, твои подарки! — Она снимает часы и бросает в меня.
Я ловлю их на лету
— Пошла… отсюда, довела уже до…
Наливаю себе в стакан водки, беру соленый огурец и сажусь на кухне. Молча пью и думаю, почему раскалываются виски. Столько оскорблений от женщины я не выслушивал за всю свою жизнь. Впрочем, она не женщина, она — создание.
По наивности я жду, что она сейчас появится и извинится. Но она не появляется.
Беру свою подушку, простыню и плед, чтобы спать в гостиной на диване. Стелю, тушу свет и слышу:
— Какой наглец, он даже со мной не разговаривает, а я у него в гостях.
Пауза.
— Да я сейчас пойду, блин, на улицу и отдамся на все четыре стороны. Да так, как тебе и не снилось! Надоел, отвези меня к мужу, не желаю у тебя оставаться.
Ее муж работал в это время в Буффало. А она, по идее, была на съемках в Прибалтике. Хорошая Балтика! Веет легкий прибалтийский ветерок.
— Заточил меня тут без денег, без машины, и я должна его фокусы терпеть!
Я молчу.
— Какая скотина! Сказать, чтобы я «пошла на…», мне, которая его любит.
Я знаю, что следующая фраза взведет курок в пистолете. Потом будет выстрел…
— Нет, ну какой мерзавец, подонок, лжец…
Я влетаю в спальню и вскакиваю на кровать. Она запинается от неожиданности. Ее глаза смотрят с ненавистью мне в глаза. Я размахиваюсь, пытаясь сдержаться, и бью ее наотмашь. Справо-налево, справо-налево. Ладонью — пощечины. Голова дергается слева-направо, слева-направо. Чтобы ее не прибить, я смягчаю удары. Но у меня тяжелая рука. Из носа у нее течет кровь. Я останавливаюсь и ухожу, понимая, что это конец. Таких слов я не прощал даже своим врагам. Да они бы и не осмелились мне такое сказать.
Слышу, как в темноте она бежит на кухню, что-то хватает в морозильнике, стучит об раковину и бежит с полотенцем назад.
Через минуту я слышу:
— Подонок, подлец, какая скотина, посмотри, что ты мне сделал с лицом!
— Будет хуже.
— Покажи, какой ты героический трус! Как ты можешь бить беззащитную женщину!
— Ты не женщина, ты истеричка.
— Отвези меня к мужу, — орет она, — ненавижу тебя!
— Садись и езжай.
— В два часа ночи, одна, без денег… Какая скотина!
— Если ты еще раз оскорбишь меня, я расплющу твое лицо, чтобы губы не произносили гадкие слова.
— Сволочь, посмотри, что ты сделал с моим лицом!
Я захожу в спальню, она включает ночную лампочку и прикладывает лед в полотенце к скулам.
— Последний раз прошу, перестань меня оскорблять.
— Отвези меня к мужу и убирайся к черту! — истерично орет она так, что стекла дребежат в окнах.
Я выхожу, хлопая дверью, чтобы не сорваться. И еще полчаса слушаю, как она в истерике орет и рыдает за стеной.