Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
— Добрый день, Алексей.
— Здравствуйте, Нина Александровна.
— Давно прилетели?
— Три часа назад.
— Прямо с корабля на бал!
— А будет бал?
— Я знаю, вам не терпится узнать. Книга ваша только что вышла и уже в продаже.
— Как непривычно и прекрасно звучит!
— У нас запланированы для вас три интервью на радио, одно на телевидении, а также подписывание книг в нескольких крупных магазинах.
— Спасибо большое. Когда мы увидимся?
— Когда вы хотите, вы теперь
— Завтра…
— Жду вас в двенадцать дня.
Арина остается ночевать у меня, придумывая очередную басню для мужа, и до утра не дает мне спать. Но три — ее лучший рекорд…
Ровно в двенадцать я вхожу в кабинет своей издательницы Литвиновой и целую ей руку. Потом выгружаю все подарки на стол.
— Не стоило, не стоило, — улыбается она, — но раз уж привезли…
Она точная копия Нонны Мордюковой в молодости: крупная, симпатичная, с литыми формами, и характером, написанным на лице. Она прячет подарки в письменный стол. И берет что-то с его поверхности.
— Вот ваш первый ребенок у нас, посмотрите!
(Я вздрагиваю при слове «ребенок»). Это моя книга. На голубой обложке написано: Алексей Сирин, а красным выведено «После Натальи». Все! Прорвался! Пробился! Проскочил! Я — опубликованный в Империи автор. Этого уже никто не изменит. (Только бы издательницу не посадили…) Что бы ни произошло, что бы ни случилось, это уже навсегда: в их стране вышла моя книга. В августе 1993 года. Неужели наверху и срок и день были написаны? И определены?
Прежде всего я нюхаю книгу, я обожаю запах свежий типографской краски. Потом смотрю на переплет, где стоит имя автора и название романа. Переплет, где сходятся все переплетения моей книги. И моей когда-то юной жизни. Потом вижу свой портрет на последней обложке: не так угробили, как могли бы. Смотрю на последнюю страницу с выходными данными и замираю: тираж 50 000. Ура! Таких тиражей больше нет в Империи. Читаю имена Сабош и других редакторов и корректоров: неужели все эти люди работали над одной книгой?
Потом опять смотрю на обложку и нежно целую своего «ребенка». Издательница мило улыбается.
— Как вам ваше детище?
— Еще не понял. Должен разглядеть.
— Разглядывайте, разглядывайте. У нас есть час, потом у вас будут брать интервью для «Книжного обозревателя». А в два мы пойдем перекусим в наше кафе внизу и выпьем по стопке…
— Нужно было бы дать крупнее заглавие романа, более кровавой красной краской. Не загружать так картинку панорамой Москвы…
— Алексей, книга уже вышла! Даже вы, с вашей американской настойчивостью и скрупулезностью, ничего не можете изменить!
Мы вместе неожиданно смеемся. И только тут до меня доходит, что книга уже на прилавках и ее продают людям. Но я не сдаюсь:
— А если дойдем до второго тиража?
— Тогда и говорить будем.
— Можно будет улучшить обложку?!
— Алексей, вы неисправимы, давайте пока эту продадим.
В час дня у меня впервые берут интервью — для книжной газеты-еженедельника.
Мы обедаем
Мы сидим с ней около часа и обсуждаем стратегию продажи книги и ее рекламу. Оказывается, написать книгу не самое главное… Самое главное — продать! Книга стоит чуть дороже батона хлеба. Не хлебом единым…
Она говорит, что хочет организовать пресс-конференцию для газетчиков и журналистов. Я боюсь, что буду смущаться и стесняться, так как никогда не беседовал с прессой. Она говорит, что будет рядом, и не верит, что я могу смущаться.
Мы выходим из кафе, и вдруг я вижу шлейф живой очереди человек в двадцать. А на подоконнике — стопку своих книг.
— Что это? — спрашиваю я издательницу.
— Сейчас узнаете, — загадочно улыбается она.
— Ждали, пока вы пообедаете, — говорит женщина, самая бойкая из очереди, — не хотели вам мешать. Это сотрудницы нашего издательства, которые хотят получить автограф писателя.
— Не надо смущаться! — говорит Нина Александровна и исчезает.
Я достаю ручку и начинаю подписывать свои книги. Впервые. Какое это сладкое чувство!
— Ждали целый час, боялись, уйдете, — улыбается симпатичная редакторша.
Мне жутко неловко, что они ждали меня.
— Почему же вы не подошли или не сказали?
— Нельзя мешать, когда человек обедает. У нас это важный процесс.
Я спрашиваю их имена, делаю надписи и извиняюсь, что им пришлось ждать. Слух разносится молниеносно, и с других этажей сбегаются еще сотрудницы.
Только час спустя я вхожу в кабинет издательницы. Она улыбается:
— У нас такого никогда не было, чтобы стояла очередь! Хотя немало знаменитых авторов опубликовали. Я надеюсь, что вы не откажетесь подарить мне свой автограф.
— Вам — в первую очередь!
Она протягивает экземпляр. Я пишу:
«Прекрасной Нине Александровне, рискнувшей и победившей! С благодарностью
А. Сирин».
5 авг. 93.
Москва —
Нью-Йорк.
— А можно мне взять несколько книжек? — робко спрашиваю я.
— Авторских экземпляров? Сколько стоит в контракте?
— Пятнадцать, но я думал…
Она снимает трубку и говорит:
— Лиля, принеси, пожалуйста, пятнадцать авторских экземпляров нашему автору Алексею Сирину.
— Нина Александровна, но мне не хватит пятнадцати, — умоляю я.
— Остальные, как договаривались, по себестоимости плюс транспорт.
— Твердыня справедливости.
— Не могу раздавать государственное добро за бесплатно. Вот скоро станем акционерным обществом…
— И тогда?
— Книги станут стоить дороже! Все будет стоить дороже.
Мы дружно смеемся. Какая разница между ней и издателем Доркипанидзе — миллионы световых лет.
Я хватаю пачку книг и несусь к маме. С ней я провожу время до ужина и еду в квартиру поэта. Там все убрано, стол накрыт. И: