Девушка с острова Тарт
Шрифт:
— Они более меня не охраняют, — пожала плечами девушка. В глазах парня словно заслонка перекрыла жерло печи, но жар внутри стал невыносимым. Искра страха возникла в груди, жужжа навязчивой пчелой. Поспешно закрыв глаза, Санса оперлась о руку провожатого и сообщила: — Не беспокойтесь, принц. Теперь меня охраняют лучше.
— Ваш телохранитель не выглядит опытным.
— Он уже дважды вытаскивал меня из неприятностей, но… — позвольте мне, мой принц, не пересказывать вам этот кошмар.
— Верно, — Визерис остановился и осторожно взял ее лицо за подбородок. — Ваше лицо испортят
Взгляд принца жег как самый настоящий огонь. Что-то в ответ поднималось в душе, но искры тухли одна за другой, словно залетая в морозильную камеру. В каждой точке зала из любого положения Санса непрерывно чувствовала взгляд Сандора.
***
— Де-йе-не-рис, — старательно пытался произнести Робб. — Почти запомнил.
— Мне совестно, Йобейт, — улыбнулась девушка, опирающаяся на его руку. Ресницы махнули по воздуху двумя веерами, бросая длинную тень с зубчатым краем на скулы.
— Это твоё имя, я должен его знать, — пожал плечами парень.
— Называй меня Дени, пожалуйста, — попросила она в ответ. Прикосновение почти прозрачной кисти невесомо. У нее тонкие голубые жилки под кожей, как у маленьких детей.
— Ты так легко можешь облегчить мою участь, — улыбается Робб виновато, — жаль, не могу ответить тебе взаимностью.
— Нет, нет, я научусь его говойить. Ведь есть же семейная легенда. О Йобейте, котоый полюбил девушку, но она стала женой Тайгаиена. Я воспитана на ней, этой легенде. Она такая… Мне всегда нравилась эта история. Ты же не виноват, что в твоём имени слишком много й.
От попыток выговорить «р» чисто на ее щеки ложится румянец, легкий, как едва наливающийся яблочный бок. Середина лета, дыхание ветра в кронах деревьев мерещится рядом с ней.
— Знаю, но в сокращённом их на одну меньше. Это проще. От того, что ты будешь называть меня Роббом, я не перестану быть Робертом, — не уступает он. — Значит, Робб?
— Нет, давай ты всё-таки будешь… — Дейнерис замялась.
— Йобейтом?
— Смеёшься? — на лице появляется неожиданное выражение возмущения и, даже удивительно, угрозы.
— Прости… — он встал на одно колено, подавляя улыбку. Она не пугает, скорее трогательно нелепа в своей наивности. — Чем я могу искупить свою вину?
— Ты йаскаиваешься, я вижу. — серьезно сообщает девушка. — Этого достаточно. Я пйащаю.
***
Вальс несёт меня, словно рой яблоневого цвета. Стремительно и жутко. У Визериса горячие руки, они бережны, наверное, но касание опаляет. Они нежны, вероятно, но я их не чувствую. Мое сердце бьётся в такт с дыханием Сандора, согласуясь с его шагами и перестроениями, молчанием и обменом взглядами с Бриенной. Я чувствую себя друзой горного хрусталя, вот только я плачу от света и тепла, я боюсь вспышек ревности в глазах моего жениха. Он слишком горячий для меня, слишком живой. Когда я стала такой Снегурочкой? Танец прекращается, Визерис осторожно отпускает мою руку.
— Вы любите танцевать, Санса?
От этого «вы» сначала идет щекотный холодок вдоль позвоночника, но едва мурашки ныряют на затылке в волосу, вдруг между ними
— Да, люблю. Мама говорит, я танцую с тех пор, как научилась ходить.
У него очень красивые глаза. Такой цвет не каждой акварелью передашь. Густой теплый оттенок между сливой и теплым виноградом. Почти черные в тени, такие яркие на свету.
— Что ж, это объясняет вашу осанку и эту легкость шага.
— Мой принц, вы… — она замялась, тушуясь вдруг. Я слишком давлю, но больше терпеть невозможно. Мы все ближе в танце, но словно бы каждый отлетает вне в свою реальность. — Визерис! Пожалуйста, может быть, на ты?
Вспышка гнева гаснет мгновенно, но она была, боже, я ее видела. Лишь миг, когда хищный выдох расширил ноздри, а из глаз лилось пламя. И вот он уже снова смотрит внимательно и строго.
— Конечно, Санса. Если ты этого хочешь.
Кажется, я хочу сбежать. И мчать не оглядываясь до самой гавани.
***
Зал, по которому Санса скользила в компании Визериса, делая круг за кругом, казался сотканным из света и стекла. Бесконечный ледяной или хрустальный дворец, прошитый солнечными нитками, светом тонких вмурованных в стены прожекторов, словно тысячи блестящих стеклышек. Хотелось покрутить в руках, разобраться, как это все устроено, и он спрашивал. Дени быстро устала от людей, понял он. Ему тоже не хотелось быть на публике, количество наблюдающих внимательных глаз, цепко отмечающих каждое его движение, утомляло и выпивало силы. Давно он себя не чувствовал настолько скованно. Дени потянула его за собой на узкий, почти невидимый мостик, к наблюдательной площадке высоко над скалами, прибоем и всем этим торжеством металла и неметалла под ними.
— У вас здесь, на Драконьем камне, все такое… технологичное, — начал Робб, не в силах больше держать впечатления внутри. Дени не выглядела опасной, ей хотелось доверять. — Я ступаю ногами по материалу, не узнавая его ни на вид, ни на ощупь. Возможно, там, внизу, вовсе не море бьётся о вовсе не скалы, а то, что наполняет мою грудь с дыханием — совсем не воздух.
— Ты поэт, волк, — внимательно заглядывая ему в глаза, сообщила спутница
— Называй меня волком, в нем хотя бы «р» нет… — ухватился Робб за ниточку.
— Вы безупйечно галантный… — начала она осторожно, но уверенно, как корабль меж рифов лавируя между плохо удающихся слов. Удавалось далеко не всегда. До чего его будущая невеста упряма — а кажется таким маленьким запуганным воробушком, но характер…
— Лыцаль? — рассмеялся Робб. — Брось, я просто вежлив. Не вижу причин хамить тебе, ты самое безопасное создание здесь. Страшно, как ты живёшь.
— Мы — Тайгаиены. Я никогда не жила иначе. Откуда мне знать? — улыбнулась Дени. — Ты так говоишь, словно я выясла в опасном месте, но это не так. Бьятья, дядя, отец — у меня кьюгом люди, и все они желают добья. Язве не должна я в ответ быть откьитой и честной?