Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
Дома у Люды росли мальчики близнецы.
– Пожалуйста, вставай, отвези меня домой... Ой, что я ему скажу?
– нервничала протрезвевшая баба.
Вышли с ней на улицу, поймали такси, и я, отвезя ее домой на этом же такси поехал к себе. Надо бы и мне придумать историю.
Музыкант с "Запорожцем" уехал с какой-то бригадой на гастроли, и его заменил Додик Рубинчик, купивший к этому времени "Волгу 21". Ездить в колхоз стало гораздо удобней. На гастроли уехала и наша Ленка Скорая Помощь. Мы взяли Наташу Долматову - женщину лет тридцати пяти-шести, она
Расхилялись
Вот уже третий Новый год мы работаем в "Туристе". Оркестр хороший и ребята неплохие. Играть - одно удовольствие. Последние несколько лет мы с Ирой не встречали Новый год вместе. Она в театре, я в ресторане. Вообще быть женой лабуха - совсем не просто! Вечерами не дома, все праздники играет. Уйма соблазнов. Не каждой жене по плечу такой расклад. Легче быть женой летчика-испытателя. Раз грохнулся - и нету, а тут вот так и живи с этим. Ну а семья лабух и актриса-танцовщица - это случай особый.
Витальке уже десять. Мы с ним не пропускаем ни одного нового циркового представления. Летом ходим на стадион смотреть гонки на мотоциклах по гаревой дорожке. Кино с мороженым - любимое времяпровождение. В Ходориве купаемся в озере, ловим рыбу. Много разговариваем. Крепок стал сынок физически, благодаря водному поло его грудная клетка раздалась.
В конце января - начале февраля во Львов прилетают холодные метели. Дворники не справляются с навалившим снегом.
Понедельник, у нас с Ирой был выходной день. Я возвращался от родителей к себе домой. Виталика оставил у них - не хотелось брать его с собой в такой мороз. На мне - теплая меховая куртка, шарф, высокие сапоги и теплая меховая шапка. Дул пронизывающий ветер со снегом, и, несмотря на мою теплую одежду, было зябко. Горожане, втянув головы в плечи, спешили укрыться от ветра. Сдав последний экзамен и закрыв зимнюю сессию, я направлялся домой.
Сумерки. Темнело быстро. Подойдя к дому, я удивился, что в квартире темно. Подумал, что Ира спит. Отряхнувшись в коридорчике от снега, зашел. Ира не спала. Молча лежала в темной комнате. Из глубины кровати блестели два глаза.
– Чего в темноте лежишь?
– спросил я, раздеваясь.
Включил свет. Ира молча смотрит на меня непонятным взглядом. "Не в духе, наверное". Не задавая больше вопросов, поставил вскипятить воду на чай. Вернулся в комнату, протянул руку к телевизору.
– Эдик, не включай, пожалуйста!
– тихо попросила жена.
– Голова болит?
– Нет, - ответила она тихо, но с явным волнением.
– Сядь сюда, - положив руку на кровать, все так же взволнованно, тихо молвила она.
Что-то нехорошее шевельнулось в желудке.
– Нам нужно поговорить, - продолжала Ира.
"Похоже, что опять влюбилась?" Присел рядом.
– Эдик, я встречаюсь с мужчиной, - подрагивающими губами прошептала жена.
Я поднял на нее глаза.
– В этот раз это
– чуть не задыхаясь, залепетала она.
– Он новый актер и женат... но он будет разводиться... и мы поженимся, - выпалила мне свою новость жена.
Я молча смотрел на нее и чувствовал, как холодом наполняется нутро.
– Ты серьезно?
– выдохнул пересохшим горлом.
– Да.
Не помню, как долго я смотрел в окно. Снаружи все еще мело. Мы оба молчали. "Неужели это все? Сейчас уйду, и мы расстаемся навсегда?!"
В наших сложных, сумасшедших отношениях рано или поздно должно было что-то подобное произойти. И все равно к такой развязке я как-то не был готов.
Встав с кровати, подошел к окну. Метель разыгралась, метет да метет. Повернувшись, произнес вполголоса:
– Ты уже как-то влюблялась, помнишь?
– Эдик, это серьезно. И как только он разведется - мы поженимся!
– торопливо заверила Ира.
Постояв еще с минуту, я достал чемодан, стал укладывать свои манатки.
– Ты не должен в такую погоду уходить, пожалуйста, подожди до завтра, - проговорила она тихо.
– Все-таки пойду, - угрюмо произнес я.
Собрал чемодан, оделся. Остановился у дверей посмотреть на нее. Она сидела на кровати обняв колени с застывшими в глазах слезами и грустно смотрела на меня.
– Пока, Ира! Будь счастлива!
– произнес я хрипло и вышел в метель.
Машин почти не было. Стоял я долго. Тщетно пытался прикурить на ветру сигарету. Наконец остановил частника, подъехал к "Детскому миру", где у дворника ночью всегда можно было купить бутылку водки, и поехал к Марику.
У Марика, у родителей
Жил я больше у Срибного, иногда ночевал у родителей. Марик постоянно уезжал в командировки. Завод подсобил, и он получил двухкомнатную квартиру. Саша чаще ночевал у него. К маме идти не хотел.
Как-то мы с Виталиком приехали к Марику.
– Папа, - задал Саша вопрос Марику, - кто Виталик по национальности?
– Укрей, - тут же ответил он.
– Евраинец, - подхватил я.
Дома своим сказал, что разошлись, не объясняя причин. Мама безнадежно махнула рукой. Папа и Лёня промолчали.
Цвела сирень. Пришел теплый май, а с ним и праздничные концерты. Колхозные ребята уже могли играть на концертах. Председатель был этому весьма рад. Мы тоже. В оркестре таксопарка играли все бывшие профессионалы. Пели Натан и диспетчер Люся.
На "скорой помощи" было легче всего. Как всегда, в красном уголке Слава и Люда спели по отдельности и вместе. Люда делала вид, что не помнит похода в ресторан. Я тоже "ничего не помнил".
"Турист" гудел! В моем песенном репертуаре было две песни, которые помогали, скажем так, знакомиться с женщинами: "Мужская верность" и "Жена чужая". Кабан со Славиком, переглядываясь, говорили: Эдик кого-то "замораживает". Оба они тем не менее любили эту охоту не менее меня. Вацек, Кот и Шарифов были верными, непьющими, моногамными мужьями.