Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
– Ну да, - подхватил Войтек, - номенклатурная единица, предлагаю за это выпить!
– И можете "Турист" поздравить, - продолжал говорить я, - к нашему несчастью, нас отдали в ЛОМА (Львовская организация музыкальных ансамблей).
Все оркестры ресторанов и кафе города отдали в их подчинение. Лабухи стали работниками ЛОМА. Там же все они получали зарплату. Без ведома ЛОМА музыканта не утверждали на работу. Руководители оркестров один раз в месяц обязаны были приносить на утверждение репертуар и т. д. и т. п. В общем, организация нахлебников на шее государства. Таких нахлебников была тогда тьма-тьмущая! Наш оркестр
– Ну что, чувак, - хлопнул Кабан меня по спине, - будешь теперь бегать к ним с бумажками, программы утверждать.
– Да будь оно неладно. Выпью пятьдесят грамм с горя!
– Не может быть, - удивился Кабан.
– Составлю компанию.
Один из лабухов, работавший в ресторане "Вокзал" рассказал:
– На днях в кабаке у нас сидел хорошо поддатый чувак. Он только вернулся из Магадана и желал слушать песни только про Магадан. Я знал только одну песню. Он дал квинту, и мы ему ее слабали. Чувак попросил повторить и дал еще квинту. Мы повторили. Он захотел еще раз. Чтобы не играть одну и туже песню, я начал выдумывать слова типа "Магадан, мой любимый Магадан..." и стал петь ему всякую хрень. Главное, чтобы было слышно слово "Магадан". Довольный клиент исправно подходил к оркестру с очередной пятерочкой. Я спел ему как минимум десять песен про Магадан.
– А я вот что вспомнил, - начал Рубинчик.
– Как-то у нас один мужичок попросил спеть что-нибудь на английском. По-английски у нас никто не пел, но терять заказ не хотелось, и я спел ему буги-вуги "О ван ду сэй, кормил гусей". Чувак был счастлив и вытанцовывал посреди зала, показывая нам рукой, мол, здорово.
Тут и я рассказал:
– К нам в "Туристе" подхилял бухой клиент и попросил сыграть совсем недавно вышедшую в эфир советскую песню, которую никто из нас еще не слышал. Мы ему сказали, что песня совсем новая и что мы ее еще не знаем, и попытались уговорить его на какую-нибудь другую песню, но он хотел только эту и достал из кармана четвертак. Мы посмотрели друг на друга и пожали плечами. Дымонт наклоняется к клиенту и говорит: "Если хотите мы споем вам эту песню по-английски". Я с удивлением смотрю на Дымонта. Как ни странно, но мужик соглашается. Славик берет у него четвертак и говорит мне: "Я слышал ее по радио один раз, но только запомнил небольшой отрывок из припева, не отдавать же четвертак. Я буду изображать английский". И что вы думаете, - закончил я, - номер прохилял - четвертак остался у нас.
Подбежал запыхавшийся Гриша Воскобойников, способный пианист, руководитель хорошего оркестра ресторана "Львов", и сообщил, что только что расписался и приглашает всех на свадьбу.
– Всех?
– спросил Войтек?
Гришка окинул бригаду лабухов быстрым взглядом:
– Да, всех! Кто не сможет к началу свадьбы - приходите после работы в кафе "Веселка".
До женитьбы Гриша несколько лет встречался с симпатичной украинской девушкой. Все у них было хорошо, но когда он сообщил своей еврейской маме, что хочет на ней жениться, мама заявила:
– Если ты на ней женишься, то я повешусь на веревке в нашем общественном туалете!
Гриша послушал маму и через короткое время женился на другой. Мама осталась жива.
Ира Бузина
Как-то
– Привет, Эдик!
Задумавшись на секунду, я ответил:
– Привет, Ира!
Прошло шесть лет. Каким-то чудом узнал ее голос!
– О! Ты узнал меня?
– удивилась Ира Бузина.
– Сам удивляюсь! Очень рад слышать твой голос! Как ты нашла меня?
– Это было не сложно. Я была с компанией в ресторане и увидела тебя.
– Как же получилось, что я не увидел тебя?
– Мы сидели за столом в углу, и я не хотела танцевать.
– Почему?
– Мы с мужем разругались, не было настроения.
Выдержав небольшую паузу, я спросил:
– Ты бы хотела встретиться?
Она тихо ответила:
– Да.
И вот в уютном ресторанчике за столиком напротив меня сидела все еще красивая, хоть и слегка раздавшаяся после родов, аппетитная Ира Бузина. Все эти годы мы друг о друге ничего не слышали. Было о чем поговорить. Она рассказала, что с мужем пока что живет вместе, у них трехлетняя дочь, но собирается с ним разводиться. Работает инженером-химиком. Я рассказал, что вот уже три месяца не живу с женой.
– Она у тебя горячая, - намекая на ту сцену на улице улыбнулась Ира.
– Да уж!
Марик Браун, друг музыкантов, при моем содействии работавший в "Туристе" официантом, жил в данное время один в своей небольшой двухкомнатной квартирке у оперного театра - он загодя дал мне ключи от квартиры.
Зашли, поцеловались. Присели на кровать, поцеловались еще раз. Обняв за плечи, медленно, глядя ей в глаза, я уложил ее на кровать.
– Помнишь, - прошептал я змеем, - я говорил тебе, что мы еще встретимся?
– Да-а!
– зашелестела змейкой Бузина.
Ну а дальше - все как по нотам. Нежно поцеловал ее в приятно пахнувшую шею. Женщина раздалась после родов, и грудь одной рукой было не объять. Продолжая целовать в шейку, ушко, сделал репризу, вернулся к губам. Второй рукой медленно расстегивая пуговички на беленькой шелковой кофточке, дланью обхватил, насколько смог, большую голую сисю, нашептывая в розовое ушко сладкие слова. И в этот момент это было вполне искренне...
Красавица Бузина оказалась темпераментной. Было совсем неплохо.
Во второй раз мы встретились у нее на квартире. Муж на пару дней куда-то уехал, а ребенок был в садике. Ее почему-то возбуждало заниматься со мной любовью на их семейной кровати. Мне почему-то не нравилось.)
Встречи продолжались месяц. Ира уехала на гастроли, и на это время я вернулся в свою квартиру, где я с другой Ирой занимался любовью на моей, теперь уже бывшей семейной кровати. Кассеты и пластинки я еще не все забрал. Майлс Дейвис был кстати, за ним - Эрол Гарнер и ближе к коде - мой любимый Стэн Гец.
Близился вечер. Солнце изо всех сил цеплялось за древние крыши. Было тепло. До работы оставалось еще часа полтора, и я предложил Бузиной зайти в кафе "Снежинка" на мороженое и молочный коктейль. Мы шли не спеша. Она молчала и, как мне казалось, была немного нервозна.
– Ира, ты чем-то взволнована?
– Да!
– вдруг остановилась Бузина.
– Мне нужно тебе что-то сказать.
– Говори, - остановился и я.
– Я беременна, - слегка, как бы с вызовом, приподняв подбородок, глядя мне прямо в глаза, произнесла она.