Дневник. Продолжение

Загвоздина Наталья Александровна

2

Т.

Родная кровь, что миру синевой отсвечивает в жилке, восставит стержень становой движеньем жизни. И ты, впотьмах, посереди ночного плена вновь осязаешь – се Един, разлука тленна.

3

Е.

Ночные жители – слова, что к свету стайкой упорно лепятся, в овал слетаясь – стадо закланное... но не зазря, ожога ради — так Божий охраняет зрак в земной ограде.

19, 20 м

а я

ПЕРВОРОДНОЕ

Покачаться на каждом листке новорожденном – майское племя, с каждой пташечкой вылить словцо... Посидеть на живом лепестке, отдыхая от долгого плена... И остаться Отцовой овцой, и уйти с «человеков ловцом». В мае – хочется. Просится – жить. С каждой пташечкой с веточки – вжик... Где ты, умница? Вешний простор... Не взлетает овечка на спор... Други – недруги, май-то на что? Он опять соблазняет мечтой. И опять отцветает в кустах... И бессмертная тайна – густа.

20 м а я

РАДУЯСЬ ЛЕТУ

Мы длинной вереницей идём

за синей птицей...

Из спектакля «Синяя птица» по пьесе М. Метерлинка

И лету радуясь, и щедрый славя день, принявший из глубин родительских, окучиваю тень воздухов голубых, где перья синие – лишь руку протянуть и сбудется... Вотще. Воспринятый в земную простыню, заглядываю в щель меж сферами... Не птичья благодать там властвует уже. И незачем, как дитяткам, гадать — не синее ужель?

20 м а я

МОТИВ

Мне в ухо дудочка вдувает, что жива моя страна, пока жива народом, которого призванье – пожинать не сладкое... Сия печаль нарочна. Нарочна жизнь. Раз взялся, так живи. Сегодня май в своей последней трети. И нету у живого сдешевить ни шанса, чтобы после не ответить.

20 м а я

ВДОГОНКУ

Вспоминая весну

Отчирикать – как не было. Где вы теперь, соловьи? Не пошарить ли неводом, далеко от земли заломив — запрокинув, что моченьки хватит, шею с подушным ярмом... Лишь не верится очень-то в соловьёв под июня гармонь...

15, 16 и ю н я 

«Растёшь и умещаешься в душе, неведомой почти...»

Растёшь и умещаешься в душе, неведомой почти, в свою вмещая неведомые чьи-то. Но полней не делаешься. Жизнь идёт на скос... Блуждаешь где-то. «Где-то там» почить готовясь исподволь... Но на волне качаешься Глядящего насквозь. Блуждание и колет, и влечёт, но, видно, не найдёшь, не поблуждая... Упёршись Вседержителю в плечо, покоишься, земли не ублажая.

И ю н ь

А ТЫ ГОВОРИШЬ: «ГРУСТНО...»

А кто говорит «грустно», вовсе того не знает. Стоит вдали хрустнуть веточке – уж без сна и ждёт самого татя, прячась за все засовы... Так понапрасну тратя, что отдают за слово.

24 и ю н я

У ТИБРА

Упражнения 2010

1

Зверь Тибра, насельница мест, бродячая римлянка-крыса, чей древний латинский замес едва показался и скрылся в воде, в унисон моему движенью вдоль долгого брега поплыл по волнам оберега... И – глядь – унесён –

коемужд!

2

День вычерпан. Рим устоял. Затихли уставшие твари. Но будто «стоит у станка», работая те же товары, не спящий недремлющий Тибр, последний слуга и вельможа первейший... Кому – невозможно ничей – приспособить – мундир.

29, 30 и ю н я

«Кто претерпит жару, сдаться холоду сможет ли? Тот...»

Кто претерпит жару, сдаться холоду сможет ли? Тот в полынью – что в костёр. Как и прежде, одет в райской смоквы дрожащий листок, на ошибки востёр. Как положено, слаб, но случится – и в поле один будет воином, чтоб строить мир, засевать, ждать плодов, собирать, молотить — не оставить мечтой. И хитёр и горазд, как любая подлунная голь, хоть простак простаком... И толкает вперёд и назад эту землю ногой, отрываясь тайком... Лишь когда отойдёт, распознает, кем был и чем стал, чтобы новый Адам под дрожащим листком – каждый день, что течёт, как вода, в поте жизни листал.

И ю н ь

В ЖАРУ

Аравийское солнце в Москве. Свёрнут в точку, ну ладно, в овчинку небосвод... Превращается в сквер каждый куст на ходу не по чину... Третий Рим, где фонтаны с водой акведуковой? Молнии с громом? Здесь от засухи губы сведёт — замолчу, се молчанье не скромно, а винительно – что за напасть? Развяжи же язык мне, прохлада! Я водицу ношу про запас битый срок, и пора бы поладить. Но чему-то нас учит, должно, этот зной, безвоздушие, жажда... И стоянье – тем паче ожог аравийского солнца – не шашни.

2 и ю л я

ДОЖДЯ!

...всяк пияй от воды сея

вжаждется паки...

Ин. 4, 13

Всё навыворот. Даже цветов поменялась палитра. На грядке пертурбация... Не воробей злое слово – вот-вот улетит... Причитания мнимых святош не помогут. Захочет – нагрянет! Мы и так помаленьку на грани очутились... Не воля – уйти из-под вёдра (читайте – неволи), если краски – и те взаперти... Но попробуй его запрети! Подкрадётся, зашепчет, нагрянет, развернётся последнею гранью и покажет – в запасе ещё, и уже запасайся плащом... Это завтра. Сегодня мы грезим. День проходит как посуху крейсер. Тучка дразнит надеждой одной — о сухое царапаем дно... Но чему-то нас учит и вёдро. Быть в достатке не невидаль бодрым. Да и вжаждется снова любой не познавший Отцову любовь.

3 и ю л я

ЦВЕТЕНИЕ

1. Иван-чай

Над облаками иван-чая плывут воздушные дома... Июльскую жару венчает макушка лета. И томят пейзажи прошлого, предчувствья далёкого – скончанье лет... Но шепчет на ухо про чудо небесное цветок полей.

4 и ю л я

2. Лилии

Не городские лилии... А тут, во чреве грубого жилища, в заброшенном дворе – в цвету с невинностью своей излишней... А на дворе стоит жарища. Ах, эта поросль, этот миг, продлишься ль ты в жестоком веке? Нагая белизна томит, притягивает взгляд... И веки смежает охлаждённый вечер.

5 и ю л я