Дневник. Продолжение

Загвоздина Наталья Александровна

ЖАРА. АВГУСТ

1

Август, в путь! За пожаром пожар нам июль посылает вдогонку... Раскалённую руку пожать нелегко – не пускает огонь как... Дым Отечества сладок ли, друг, когда душит? Не чеховским садом дышит Родина... Утро в чаду. Свод небесный провис без подпруг — нет пути между раем и адом — надевает окрестность чадру беспросветную... Не на востоке, не на западе – в люльке родной голосить

и молчать заодно, оставаясь в горящем остроге.

2

...Сух гербарий, за окнами зной, и шуршит под ногами до срока... И не спится, но снится озноб, опрокинув июльских основ непреложность... Влажнеет сорочка. Зной за окнами... Высох ручей с инфузорией-туфелькой бедной... И течение летних речей высыхает... И пыль горячей под колёсами велосипеда... Дачный привкус... Пронзающий звук из-за лет, перемолотых в крупку, и помельче... заваренных круто кипятком... что поныне – зовут.

1—9 а в г у с т а

ПОСЛЕ ЖАРЫ...

Уставшая бабочка грудкой на крюк посажена ловко — пленённая странница... Замкнутый круг. Любовная лодка, застрявшая в отмели... Солнечный пыл – земные приметы. Из засухи – в оттепель, где «угольки» восстанут из мертвых: обугленный лес, и жилища... и душ крылатых собранье, летящих на пламя в родимом чаду с открытым забралом...

14—16 а в г у с т а

НЕНАСТЬЕ

Комарик носу не подто... Подточит. Вот-вот осеннее пальто, платочек надену весело – а что в дожде мне? — не начинает силачом в рожденьи. Приходит паинькой, как кот на лапках, у пташки паника — уж больно ласков... Моргнёшь, и – на тебе! Смотрите в оба! Уже и на небе – трево... Тревога. Комар-то – бестолочь, а дождь крепчает. Промочит, бестия, в момент кратчайший... И вот уж холодно — пальто б да шапку... Прикроешь голову, а как душа-то?

16 а в г у с т а

ОШИБКА

Ирине Ермаковой

...Конечно, осень хладна. Холодна зима. Тем паче русская, метелью пугающая... Кто там – зверь ли, куст? В рубахе из простого полотна, заснеженного, с крестиком нательным, раскинулась... Не сахар на укус. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но долго не забыть осенней глубины, заглатывая хлад, смотрящим в полусне из хижин лубяных на утренников лад...

17 а в г у с т а

«Детство в дюнах – с сосновой иглой...»

В.

...Детство в дюнах – с сосновой иглой тонкорунный песочек золотится вдали... Залегло — глубоко, где поныне пасомы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Этой

пылью златой и поныне окутан каждый выходец, и из любого закута слышен выдох и вздох: если всякий росток по-Отцовски окучен, благодати открыт, в непогоду закутан, как рождается вздор? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Детство в Отчей руке – с напыленьем золотистых песков и теплом от сосновых поленьев... Где вовеки пасом.

19—28 а в г у с т а,

П р е о б р а ж е н и е – У с п е н и е Б о г о р о д и ц ы

ПОКИДАЯ АВГУСТ

Дождь идёт, на задворки вытесняя тепло... Он уже не затворник — понедельник и вторник льёт – поди же ты плох... Осень дарит печаль — каждый луч на учёте, каждый кустик почат, все под морось учёны и всё больше молчат... Где ж ты, радость-Мисюсь — золотое сеченье? Сколько лет не смеюсь — столько плачу... В сочельник вытру ль слёзы с очей-то?

29 а в г у с т а

МОСКОВСКОЕ

В Малом Лёвшинском звёзд в аккурат, как в раю, если там сосчитали. Выхожу, не впадая в кураж, из подобия: «Дура! Чета ли вечер вечности?! Тешит Москва животы... Жизнь впадает как в кому... Без зазору стучит по мозгам новый ритм, не сдаются какому только звёзды над городом. Спит Малый Лёвшинский. Власий, Могильцы... И зовут за себя помолиться очертанья знакомые спин старых домиков... Томиков тьма там прочитана... Вымер читатель. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Молодящейся мачехе – мать и на смертном пороге – чета ли?!

4 с е н т я б р я

«Поедем в Каргополь с тобой...»

Поедем в Каргополь с тобой, где – вот забава! — по деревянной мостовой мужик за бабой, медведь с гармошкою, коза с рогами гуляют ножками... Толпа – руками умельца леплена, в печи печёна, хоть и нелепая — смотри! – в почёте. Поедем осенью, под снег и слякоть. Чем лучше озими, тем булки слаще. А мы всё – ощупью, с собой не сладим... Поедем в Каргополь с тобой, в толпу из «теста», и, если живы, что с того, что сердцу тесно... Поедем в Каргополь! — глядишь, отпустит... Беда откаркает, назвавшись – грустью.

5 с е н т я б р я

«На поезд, на поезд, на поезд...»

...На поезд, на поезд, на поезд под гром перебора колёс... И в пояс, и в пояс, и в пояс, и – до полу, долу, до слёз кровавых. Одна наша доля: мерещится список отмен. А сердце ворочает долго бескровную влагу во тьме.

5 с е н т я б р я

«У полуночи попридержу...»