Дневник. Том 1.
Шрифт:
нения из-за денег!
30 мая.
<...> На Елисейско-Монмартрском балу — какая-то жен
щина на высоченных, острых, как гвозди, каблуках, в шелковых
чулках телесного цвета. Перед второй фигурой кадрили она на
клоняется, подхватывает и высоко поднимает юбку, заправляет
все свое белье в панталоны; затем бросается вперед, словно ны
ряет, и, пригнув голову к животу, задрав
руками, притоптывает, отбивая стремительную дробь, показы
вая ноги до колен и панталоны до предела.
Интересно было бы изобразить в романе Канкан, сущность и
дух парижского Сладострастия, проказы Любви, жаргон Кад
рили.
Очень странно, что именно мы, окруженные, заваленные
всей той прелестью, что дал нам XVIII век, именно мы пре
даемся самым безрадостным и почти самым отталкивающим
461
исследованиям народной жизни; что именно мы, для кого жен
щины так мало значат, анатомируем женщину наиболее
серьезно, наиболее тщательно, наиболее проникновенно.
31 мая.
После того как, набив аукционную цену до трехсот девятна
дцати франков, мы вынуждены были отступиться от рисунка
Габриеля де Сент-Обена, который, прежде чем мы открыли и
сделали модным этого художника, прекрасно пошел бы и за
двадцать франков, — я подумал вот о чем: самую высокую цену
человеку в искусстве придает не тот, кто его понимает, а тот,
кто его не понимает, но притворяется, будто понимает.
Вот религиозность женщины из народа в нынешнее время:
— Священники врут и только несчастье приносят... Мне так
и хочется смыться от них подальше!
— А если бы ты заболела, позвала бы священника?
— Ох, нет, я бы не отважилась! Все бы думала, как бы on
не подбросил мне чего, как бы меня не уморил...
А у нее за каминные часы засунуто распятие, и она ни за
что с ним не расстанется! <...>
2 июня.
В поезде. — Шел дождь, а сейчас светит солнце. Небо, де
ревья, горизонт, луга, все вдали окутано, подернуто белой, мо
лочной дымкой. Будто акварель подцвечена молочно-белой
гуашью.
В Грэ, близ Фонтенебло.
Вчера ел на серебряной посуде, сегодня — на оловянной.
Мне это нравится.
На сельской улице, при виде заката, простого и наивного,
совершенно как у Добиньи, я подумал, что современная школа
пейзажа, со своей добросовестностью и искренностью, исцелит
наконец человечество от идолопоклонства перед природой.
9
< . . . > На воде.
В сотне шагов от нас мягко и глухо шумит, как замираю
щий родник, мельничная запруда. В лесу, который полощет
свою листву в воде, поют птицы; а с противоположного берега,
подобно музыкантам в оркестре, другие птицы откликаются из
камышей, скрестивших свои зеленые сабли. Нижние ветви де
ревьев вздрагивают, вершины их колышутся почти неуловимо.
462
Заросли камышей расцвечены желтыми пятнами ириса, де
ревья, листва, синее небо, ватные облака, плывущие на своих
лебединых брюшках, — все это красуется и трепещет в зеркале
реки, всколебленное светлой зыбью. Бегущая вода вобрала в
себя все веселье, весь лучезарный блеск летнего дня и это дви
жущееся пятнышко — эту летящую птицу, полную радости
жизни.
Среда.
Сестра хозяйки нашего постоялого двора сегодня вышла
замуж.
Утро как утро: словно ничего не происходит. Невеста в буд
ничном чепце, в затрапезной юбке. Вот она выгоняет корову в
поле. Вот проносит свой ночной горшок. Кажется, что здесь,
у крестьян, случке коровы придается больше торжественности,
чем выходу замуж.
В два часа прикатила на двуколках толпа родственников
из Гатинэ, мужики и бабы, живущие за восемь лье отсюда. Все
они разбрелись по саду. Отвратительно было видеть их среди
зелени. Похоже на кошмарную свадьбу Лабиша в изображении
Курбе. Женщины подобны пряничным чудовищам в белых чеп
цах. У одной был зоб величиной с голову, обвязанный голубым
бумажным платком.
В четыре часа я видел на кухне, как жених, уже в сукон
ном костюме, отчаянно мучился, силясь натянуть перчатки оре
хового цвета, размером не менее, чем 93/4... Затем пришли его
родственники, одетые как в 1814 году. Мне казалось, что передо
мной стадо горилл, выросших из своей одежды, сшитой к пер
вому причастию.
Исполнили формальности и вернулись домой. Здесь не слу
жат обеден. Свадьбу празднуют без всякой пышности. Невеста —
в белом, похожая на раскисшую макаронину, в белых перчат
ках, лопнувших на всех пальцах.
На другой день. — Сегодня утром я встретил новобрачную
во дворе. Она опять несла горшок. Она не испытывала нелов
кости ни из-за своей ночи, ни из-за своего горшка.
18 июня.
< . . . > Здесь, с молодым провинциальным дворянчиком, уче