Дневник. Том 1.

де Гонкур Эдмон

Опере, и выстрел из пистолета, служащий развязкой, раздается

на сцене, а это просто чудовищно.

17 апреля.

Парадно одетые по случаю свадебного вечера нашего род

ственника, мы по пути заходим во Французский театр и подни

маемся в кабинет Тьерри, намереваясь сказать ему, что очень

сожалеем, но не стоит ему брать на себя скучный труд и чи

тать пьесу, которую невозможно поставить в его театре. Слу

житель

говорит нам, что господин Тьерри сидит взаперти у

себя в кабинете и никого не принимает. «Сидит взаперти, как

сумасшедший», захотелось мне ответить служителю. Мы вышли

в довольно скверном настроении.

1 И умирая, вспоминали Аргос ( лат. ) *.

495

18 апреля.

Получили письмо от Тьерри, — он приносит нам извинения

и просит не забывать дороги во Французский театр, которая

должна стать для нас привычной.

Сегодня заключение брачного контракта моего родственника

де N... Подъезжаем к мэрии, в безвкусной парадной карете, од

ной из этих свадебных карет, где машинально ищешь на полу

пуговицы от перчаток, натянутых на слишком широкие руки

жениха, и лепестки флердоранжа из букета невесты. В этой ка

рете неприятно пахнет праздником, поздравлениями, торжест

венными днями разряженных буржуа.

Пока мы стоим в ожидании у подъезда мэрии, напротив

св. Сульпиция, мимо нас, смеясь и шурша пышными юбками,

проходит очаровательная шлюха: из-под вуали, играющей во

круг ее розового лица, блестят будуарно-тротуарные глаза; из

волос выбился локон, словно кончик золотой повязки; она рас

пространяет вокруг себя запах мускуса, желание, яркий свет

своих ночей. В жизни, особенно в Париже, бывают такие

встречи, такие столкновения противоположностей.

Там, внизу, — мировой суд, где разбираются тяжбы шлюх с

их обойщиками; по такому же поводу, конечно, и эта направ

ляется туда. Сделав глазки моему белому галстуку, она исче

зает, смеясь. Воплощенное наслаждение, красота, прелесть ор

гий, изящество, беспутство, расточительность, пожирающая це

лые состояния.

А вот и противоположное: брак, приданое, хозяйство, эко

номия, будущая мать, жена и семейная жизнь.

«Встаньте, идет господин мэр», — говорит нам служитель

мэрии в синей форме. Мы в большом зале с лепными украше

ниями, оклеенном ужасными обоями. Кресла, обитые потертым

лоснящимся бархатом, — трагические кресла. Гипсовый бюст

императора, поддерживаемый орлом, похожим на гуся. И ужас

ный

мэр, мэр, который больше похож на нотариуса, — череп со

вершенно остроконечный, вид строгого священнодействующего

Прюдома, серьезный мэр из фарса в театре Пале-Рояль, наду

тый, как бука, и перетянутый своей трехцветной подпругой.

Я обвожу взглядом семью невесты: мать, братьев и самое

невесту. Ужас! Они стоят лесенкой, симметрично друг другу,

составляя как бы серию образцов идиотизма из книги Эски-

роля; * лица пересечены красными полосами, местами — багро

вые, местами мертвенно-бледные; огромный нос, глупый рот, на

дутые щеки, глаза расставлены слишком далеко, оттянуты к ви-

496

скам, как будто бог ударил этих людей кулаком в переносицу я

они от этого обалдели. И в глазах что-то страшное, какая-то

неподвижность и животная тупость. И эти черты становились

все заметнее, все безобразнее, передаваясь из поколения в по

коление, как в семье каких-то недоношенных клоунов, расслаб

ленных ублюдков, вплоть до самой невесты, которая бессмыс

ленно смотрит на зеленое сукно большого стола и на свое бу

дущее, как корова глядит на проходящий поезд. Наконец она

поставила свою подпись, — тут она покраснела, и у нее появи

лись какие-то признаки животной радости.

«Все», — сказал служитель мэрии в синей форме: слово,

вполне подходящее для завершения этой бездушной церемонии,

заключения брачного контракта, этой формальности американ

ского типа, которая привносит в законный брак дух Граждан

ского кодекса. Все! Сделка заключена. Мой кузен стал мужем

глупого чудовища, из идиотской семьи, идиотского происхож

дения; но зато шестьсот пятьдесят тысяч франков приданого...

Он сиял от радости!

24 апреля.

У Маньи.

Долгая беседа об абстрактных понятиях пространства и вре

мени, безумная смена галлюцинаций и гипотез. В конце кон

цов я слышу голос Бертело. Он говорит:

— Так как всякое тело, всякое движение производит хими

ческое воздействие на органические тела, с которыми оно хоть

на секунду находилось в контакте, то, быть может, все, с тех

пор как существует мир, сохранилось в своего рода фотографи

ческих снимках. Быть может, это единственный след, остаю

щийся от того, что мы промелькнули в вечности. И наука так

прогрессирует, совершает такие чудеса, что кто знает, не про

явит ли она когда-нибудь портрет Александра на скале, куда