Дневник. Том 1.

де Гонкур Эдмон

щего глаза на юбки, с индюком, стоящим перед гипсовым

яйцом.

И вот входит Тьерри, усталый, измотанный, с волосами,

сбившимися набок, с подпухшими глазами, похожий на изму

ченного византийского Христа. Г-жа Плесси очень неохотно

согласилась играть, но требует блестящей постановки.

Мы так устали от этих беспрерывных волнений, что когда

508

после обеда мы сидим на бульваре, то все, что делается вокруг,

прохожие, сам бульвар,

уходит куда-то вдаль, стушевывается,

все у нас в глазах слегка расплывается, как во сне.

3 сентября.

У принцессы в Сен-Гратьене.

Сегодня вечером за обедом было ужасно. К смущению и

страху Ньеверкерка, который даже перекрестился, принцесса,

в присутствии своих гостей художников, назвала Делакруа пач

куном, а греческое искусство — скучным и даже не постесня

лась громко и резко заявить, что предпочитает японскую вазу

этрусской. Нам кажется, что это мы немного повлияли на нее,

и она дала волю своему собственному вкусу.

Милая подробность придворного ухаживания: Эбер принес

пару перчаток и нашел способ заставить принцессу их приме

рить, а потом взял их обратно.

Возвращаемся по железной дороге вместе с Карпо, и он с

жаром изливает нам свои эстетические теории. Красота для

него это всегда природа, — как уже найденная красота, так и

красота, которую еще нужно найти. Для него современное че

ловеческое тело, в своих прекрасных образцах, дает такие же

проявления красоты, как и те, что мы видим в греческом искус

стве: и сейчас еще есть атлеты, вроде того гвардейца, который

проделывает дыру в бочонке с вином и выпивает этот бочонок,

держа его над головой. Для него, как в наше время для всех

талантливых и передовых людей, не существует идеализации

красоты: красоту можно только встретить и воспринять. Ко

роче, это художник, способный сделать набросок даже в омни

бусе, — за что над ним издевался такой бездарный идиот, как

академик Кабанель.

Этот Карпо натура нервная, резкая, экзальтированная, его

лицо — грубое, словно вырубленное топором, с перекатываю

щимися желваками и глазами разгневанного рабочего — всегда

в движении. Жар гения в теле камнетеса.

14 сентября.

Делоне решительно отказывается от роли, а если он не бу

дет играть, то ставить пьесу, по-видимому, невозможно. Распре

деление ролей расстраивается, и, как нам говорит Тьерри, если

порвется эта петля, распустится и весь чулок.

Сегодня мы гуляем в отчаянном настроении. Мы волочим

ноги по опавшим листьям

в Тюильри, не замечая ничего во

круг, ощущая горечь во рту и пустоту в голове!

509

18 сентября.

Мы идем к Камилю Дусе по поводу нашего дела с Делоне.

В передней служитель читает «Газетт дез этранже», и жирные

провинциальные актеры, исполнители роли Антони из стран

ствующих трупп, печально ожидают на диванчиках.

Из кабинета выходит Делоне, и Камиль Дусе говорит нам,

что он никак не мог его уломать: этот лицедей взвинчен, опья

нен, ожесточен своею значительностью. Он решительно не хо

чет играть и заявляет, что заставить его можно только в су

дебном порядке. Неужели все то, чего мы достигли, пропадет

из-за каприза какого-то лицедея?

20 сентября.

Все пропало. Он отказался наотрез. Мы в положении лю

дей, которые стараются убить время, таскаясь из одного места

в другое, чтобы забыть о том, что живут на свете; а между тем

мы вздрагиваем каждый раз, услышав звонок или заметив уго

лок письма в нашем почтовом ящике у швейцара, при малей

шем проблеске надежды, когда у нас вдруг возникает новый

план и мозг начинает работать, словно взбесившаяся зубчатая

передача.

28 сентября.

< . . . > Сегодня Тьерри говорит нам, что в настоящий момент

играть нашу пьесу невозможно, что придется сыграть ее после

пьесы Понсара *. «На Французский театр повеяло ветром ста

чек», — сказал он.

Нам ужасно не повезло — такого случая во Французском

театре еще не бывало, — премьера уже назначена, роли распре

делены, приняты лучшими актерами труппы, декорации изго

товлены и испробованы, и все проваливается из-за одного-един-

ственного актера; а ведь он после читки подал голос за нашу

пьесу и каждый вечер исполняет в пьесах Мюссе не менее мо

лодые роли, чем отвергнутая им роль, якобы слишком для него

молодая.

Впрочем, со вчерашнего утра нам известна подоплека всего

этого. Г-н Делоне сказал нам, что завтра же начал бы репети

ровать и играл бы в нашей пьесе, если бы министерство согла

силось предоставить ему то, о чем он просил, — конечно, такие

же условия, как у Брессана. Итак, наша пьеса убита наглой

попыткой шантажа, предпринятой бывшим первым любовником

в отношении дирекции и администрации.

510

Таким людям, как мы, видно, на роду написано бороться