Дневник. Том 1.
Шрифт:
Мы не совсем уверены, что это не сон. Неужели нам принад
лежит эта большая изящная игрушка, эти две гостиные, это
солнце в листве, эта купа деревьев на фоне неба, этот уголок
земли и полет несущихся над ним птиц?
17 сентября.
Да, но для нас, задумавших бежать от парижского шума,
здесь есть шумная лошадь в доме направо, шумные дети в доме
налево, шумные поезда, которые проходят мимо, рыча, свистя
и
ваться даже в том, существует ли на земле «вечный покой».
18 сентября.
Встали при ярком солнце. Вот уже несколько дней, как мы
расположились здесь лагерем на матрацах. А все-таки этот
особнячок и этот сад — просто прелесть!
599
Сегодня в десять часов утра мы получили согласие Шан-
тона, которого добивались и ждали целый месяц. Он уступает
знаменитую вазу-чудовище за две тысячи франков.
Ну что ж! Мы поселимся в нашем доме, обеднев на десять
тысяч франков ренты, и в нынешние-то времена! Но мы всегда
были такими сумасбродными коллекционерами. Старший из
нас, еще в то время, когда учился на юридическом факультете
и получал тысячу двести франков на содержание и мелкие
расходы, купил на распродаже библиотеки Бутурлина * «Те
лемаха», на веленевой бумаге, с миниатюрами, за четыреста
франков!
Но все эти радости, которые во многих должны бы вызвать
зависть, а нам доставить столько счастья, отравлены тайным и
жестоким ядом: угрозой приступов у одного и беспрерывными
неполадками с желудком у другого!
Шум, вечный шум! Словно кто-то нарочно преследует нас.
Мне нездоровится, я не мог заснуть днем; ночью меня мучит
бессонница; в глубине желудка у меня словно притаилось какое-
то ухо, болезненно воспринимающее всякий шум; и я приду
мал мрачную сказку, сюжет которой я хотел бы подсказать
тени Эдгара По. Человек, вечно преследуемый шумом, переез
жает с квартиры на квартиру, из одного купленного им дома в
другой, из города в город, в леса, где, как в Фонтенебло, трубят
в рог загонщики ланей; прячется в келье, устроенной в пира
миде, и там его оглушает стрекот кузнечиков; он все ищет и
ищет безмолвия и никак не может его найти — и, наконец,
убивает себя, чтобы обрести безмолвие вечного покоя, но и тут
не находит его: могильные черви мешают ему спать.
26 сентября.
Ресторатор Маньи сообщил нам сегодня вечером любопыт
ную подробность, свидетельствующую о вырождении француз
ской кухни и гастрономии. Если бы он не был влюблен в свое
дело,
двадцать семь лет, что он содержит ресторан, заработать сто
тысяч франков на поставках масла, считая по четыре тысячи
франков в год.
27 сентября.
< . . . > Настоящий тип для романа, совсем новый, появив
шийся лишь в последнее время, — этот наш юный родственник,
который недавно, после смерти отца, получил в наследство пять-
600
десят тысяч ливров ренты. Тип современного молодого чело
века, который не желает довольствоваться своим положением,
хочет обладать всем, завел себе невероятно богатую жену, как
заводят любовницу, думает о политической карьере, хочет стать
советником, депутатом, собирается затеять крупные спекуля
ции, купить у себя на родине целую равнину, засадить ее ябло
нями ранет, начать миллионное дело, продавать свои яблоки в
Англии, в Испании, в Италии... Грандиозно, грандиозно для
людей нашего поколения!
8 октября.
<...> Всякая женщина по природе своей существо скрыт
ное и таинственное.
Человек только в диком состоянии может по-настоящему
чем-нибудь обладать. Повсюду, где есть цивилизация, прави
тельство, исполнительная власть, налоги, общность владения,
экспроприация, — человек уже не является безраздельным вла
дельцем своей собственности.
21 октября.
Когда произвели вскрытие тела Морни, когда вынули мозг
из черепной коробки и нечем было заполнить пустоту, туда на
пихали старые номера «Фигаро» и «Пти журналь». Содержи
мое головы от этого не изменилось...
Идеал, к которому нужно стремиться в романе: посредством
искусства создать самое живое впечатление человеческой
правды, какова бы она ни была. < . . . >
26 октября.
Вино, гашиш, опиум, табак, которыми природа щедро наде
ляет человека, приносят счастье, состоящее в забвении жизни.
Это яды, убивающие скуку бытия. < . . . >
29 октября.
<...> Увлечение всем китайским и японским! Мы первые
испытали его. Теперь оно захватило всех и все, вплоть до глуп
цов и мещанок, — но кто больше нас распространял это увлече
ние, чувствовал, проповедовал, передавал его другим? Кто заго
релся страстью к первым альбомам и имел смелость их поку