Дневник. Том 1.
Шрифт:
рого никогда не бывает видно белой рубашки. Он вечно в пальто
цвета винного осадка и в коричневых панталонах, свисающих
ему на башмаки такими же перекрученными складками, какими
завивались панталоны на костюмах, изобретенных Гаварни;
под мышкой — трость, во рту — потухшая трубка.
В дождь, ветер, мороз и снег, не обращая внимания на по
году, он ходит туда и сюда, поблизости от Отейльских ворот,
что-то бормочет, спорит сам с собою, сердится, горячится,
дя в пространство, голос у него резкий, как трещотка, — это
какой-то маньяк. В воскресенье, когда мы на минутку присели
в зале ожидания, среди веселых людей, потоком спускавшихся
с железнодорожной лестницы, мы видели, как он вытащил из
кармана маленькую черную книжку, молитвенник, с виду анг
ликанский, почитал ее немного, потом опять продолжал свою
прогулку.
Его очень часто сопровождает тоненький мальчуган, изящ
ный, хрупкий и зябкий, который виснет у него на руке и ле
ниво тащится за ним, — бледный, усталый подросток; старик
говорит с ним резко и в бурных порывах своего нервного воз
буждения все время дергает его и заставляет поворачиваться.
Но мальчик его не слушает, взгляд его теряется вдали, он
смотрит перед собой большими черными глазами с длинными,
в палец, ресницами, — прекрасными грустными глазами боль
ного; кашне, которым почти всегда закутана его шея, оберты
вает ее грациозно, как если бы это была шаль, и придает всему
624
его облику чувственную мягкость, словно это не мальчик, а
молодая женщина с короткими волосами.
Зачем нам наводить справки об этих людях? Нам больше
нравится мечтать об их жизни и, может быть, в один прекрас
ный день придумать ее.
Недавно у нас произошла одна история с Сент-Бевом, с на
чала до конца довольно странная. После того как он резко и
ненавистнически выступил против нашего романа, проявив
словно личную враждебность к нашей героине, он сообщил нам
через Шарля Эдмона, что намерен написать о нас две статьи
в «Тан». Но предупредил нас, что мы должны будем принять
их «приятные и неприятные стороны», — он, впрочем, надеется
в той же газете получить от нас ответ на свою строгую кри
тику. Мы сразу же ухватились за предложение Сент-Бева и за
любезно предоставляемую возможность ответить ему.
Мы зашли к нему и договорились обо всем, но через неко
торое время встретили одного знакомого, который сказал нам,
что Сент-Бев не пишет статей и говорит, что это по нашей вине.
Мы написали ему. Он ответил письмом, именуя нас в обращении
не «любезными друзьями», а «любезными господами», —
письмом смущенным, запутанным, в котором он намекал,
его отношения с принцессой не позволяют ему сейчас написать
обещанные статьи. Уже прочтя первые слова этого письма, я
понял, что дело тут в сплетнях каких-нибудь врагов, какого-
нибудь шпиона, присутствовавшего на обедах по средам, может
быть, Тэна...
Ну что ж, значит, до конца, до гробовой доски Сент-Бев
остается таким, каким он был всю жизнь, — человеком, который
в своей критике всегда подчинялся бесконечно мелким, нич
тожным соображениям, личным расчетам, зависел от всяких
домашних ценителей! Критик, который никогда ни об одной
книге не судил свободно, со своей личной точки зрения!
Причина всего этого заключается в том, что он собирается
в настоящий момент порвать с друзьями принцессы, но хочет
создать впечатление, что ссора исходит от них.
18 апреля.
< . . . > Прочел сегодня о проектах, которые строил Бальзак.
Он заслуживал того, чтобы прожить десятью годами больше, —
так же как Гюго десятью годами меньше.
625
1 мая.
Какой счастливый талант — талант художника по сравне
нию с талантом писателя. У первого — приятная деятельность
руки и глаза, у второго — пытка мозга; для одного работа —
наслаждение, для другого — мука!
5 мая.
< . . . > Мы укрылись от дождя на паперти Отейльской
церкви. Там мы прочли, что господин аббат по фамилии Обс-
кюр — да, именно Обскюр 1, — «специально занимается брако
сочетаниями».
Нам кажется, что книги, которые мы читаем, написаны с
помощью пера, разума, воображения, мысли авторов. Ориги
нальность же наших книг состоит в том, что они написаны не
только с помощью этого: они созданы ценой наших нервов и
наших страданий, так что у нас на каждый том затрачивались
не только мысли, ко и нервы и чувства. <...>
15 мая.
Вдоль решетки зоологического сада, по направлению к боль
нице Милосердия, санитары несут на больничных носилках
старушку, — в ногах у нее зонтик, возле нее маленький клеен
чатый саквояж; она лежит, укрытая шалью, на подстилке из
грубого шерстяного одеяла; с лиловой шляпы откинута чер
ная вуаль, так что видно лицо умирающей, ее глаза, которые