Дневник. Том 1.

де Гонкур Эдмон

отгонять январских мух». Девица собирает деньги: «Дайте мне

заработать, господа».

22 апреля.

Видел у оценщиков на аукционе коллекцию платья

XVIII века: цвета — «серый» и «голубиное горло», «розовый

дождь», «кака дофина», наконец, цвет опаловая безнадежность

и брюшко блохи в приступе молочной лихорадки, — во всем

этом множество тонких отливов, веселых и приятных

глазу,

игривых, певучих, кокетливых, радостных. Мир с самого мо

мента его основания никогда не испытывал необходимости оде

ваться в черное, постоянно носить траур. Это изобретение

XIX века. А XVIII век бегал пальцами по всей гамме цветов,

вверх и вниз; он облачался в солнце, в весну, в цветы, он пре

давался игре жизни среди безумства красок. Одежда смеялась

еще издалека, ее смех опережал смех человека. — Важный

симптом того, что мир очень стар и очень печален и что очень

многое ушло без возврата.

Что, если бы у какого-нибудь человека была коллекция

костюмов XVIII столетия и слуги, чья единственная обязан

ность состояла бы в том, чтобы надевать на себя эти костюмы

и изображать маркизов? <...>

1 мая.

Были в «Артисте». Видели Готье: он почти не слышит, что

происходит вокруг; глаза и губы тихо, радостно улыбаются;

говорит медленно — голос его слишком слаб для его тела, слиш

ком неотчетлив, однако, если привыкнуть, кажется почти гар

моничным и приятным. Речь проста, ясна, не перегружена

метафорами: развивается мысль неторопливо, но верно; во всем,

что он говорит, много смысла и последовательности; то и дело

за его суждениями чувствуешь глубокую образованность, кото-

1 Быстрый темп ( итал. ) .

135

рая дает себя знать, не выставляясь напоказ; память удиви

тельная, фотографически точная.

Очень хвалит нашу «Венецию», считает ее самым тонким

букетом, сочетающим в себе все ароматы Венеции. В доказа

тельство того, что он все понял и почувствовал именно так, как

мы хотели, он выбирает для примера «l'Osteria della luna» 1,

говорит, где она находится, какого она цвета и т. д. «Только

ничего этого не поймут. Хорошо, если на сотню читателей пой

мут каких-нибудь двое!» Дальше — по поводу Уссэ и Обрие,

разъярившихся против очерка. «Дело здесь вот в чем, — говорит

Готье, — множеству людей, и даже умных, не хватает артисти

ческого чутья. Многие не умеют видеть. Вот вам пример: на

двадцать пять человек,

которые бывают здесь, едва ли двое

заметили, какого цвета здесь обои. Внимание! Идет Монселе!

Уж он-то не различит, круглый это стол или четырехугольный...

Итак, если вы со своим артистическим чутьем еще и работать

будете в артистической манере, если к идее формы вы еще при

совокупите форму идеи, о, тогда вас вообще никто не поймет!»

Он берет наудачу какую-то газетку: «Послушайте-ка! Вот как

надо писать, чтобы быть понятым... Последние новости! Фран

цузский язык положительно умирает. Вильмессан написал

недавно императору по поводу одного судебного дела: «Ваше

величество, Вы подвергаете нас преследованиям, а ведь мы ли

тература Вашего царствования». Верно сказано... О господи!

Знаете, мой «Роман Мумии» * тоже называют непонятным, и,

однако, я считаю свой язык самым ясным на свете, до пошло

сти ясным... А не понимают меня потому, что я так и пишу:

pschent или там calarisis. Не могу же я в конце концов разъяс

нять, что pschent — это то-то и то-то. Нужно, чтобы читатель

знал значения слов... Впрочем, мне абсолютно все равно! Хули-

тели и восхвалители поносят и восхваляют меня, не понимая ни

слова из того, что во мне самое главное. Все мое достоинство, —

они никогда не писали об этом, — в том, что я человек, для ко

торого видимый мир существует». < . . . >

4 мая.

Сегодня утром нас посетил Луи и услужливо, как и подобает

другу, приносящему неприятную новость, сообщил нам, что

появилась большая статья Сент-Бева о «Госпоже Бовари» *.

Долго распространялся о значении статьи такого рода, и, не

обладая достаточным тактом и тонкостью, чтобы сообразить,

1 «Лунная харчевня» ( итал. ) .

136

что мы все прекрасно поняли и что удар метко попал в цель,

он напоследок еще подчеркнул: «Хотел бы я, чтоб и о вас ко

гда-нибудь написали такую статью». < . . . >

12 мая.

Курьезная это штука — такая бесконечно малая величина,

как первая мысль о литературном произведении. Когда я думаю

о двух наших томах ин-октаво «Истории французского обще

ства времен Революции и Директории», я вспоминаю, что это

было задумано нами первоначально как «История развлече