Дневник. Том 2
Шрифт:
муж читал лекции в Бельгии, и, так как ей грустно было в дни
его отсутствия обедать в одиночестве, она отправилась пообе
дать в «Family-Hotel» 1 на Елисейских полях, где живет
англичанка, ее подруга, кажется, дочь директора «Стандарта».
Еще шла «Жермини Ласерте», и разговор коснулся этой пьесы.
Священник, сидевший за общим столом, вдруг воскликнул:
«С огромным удовольствием посмотрел бы пьесу, но мне это за
прещает моя сутана... Однако должен
не мог решиться запретить чтение романа моей пастве». <...>
Понедельник, 25 апреля.
Повторяю, в настоящее время я не способен больше
увлечься чтением романа, даже очень хорошего романа, и мне
надо сделать над собой усилие, чтобы дочитать его до конца.
Да, теперь мне как-то неприятен художественный вымысел,
мне нравятся только исторические сочинения, мемуары, и я
даже считаю, что в романе, построенном на жизненной правде,
правда искажается самой формой произведения. <...>
Суббота, 7 мая.
< . . . > Оттуда иду обедать к Пьеру Гаварни.
«Да. Коро никогда не прибегал к зеленой краске... Он полу
чал свои зеленые тона, смешивая желтые краски с берлинской
лазурью, с голубой минеральной... и я это вам сейчас неопро
вержимо докажу».
1 «Семейную гостиницу» ( англ. ) .
535
Так говорит старый художник Деко, друг Коро, живущий в
доме у Гаварни; через несколько минут он приносит блузу,
которую Коро надевал во время работы: это два вылинявших,
когда-то синих, кухонных фартука, сшитые вместе, а сзади,
взамен прожженного у печки края блузы, — ярко-синяя заплата
из новой ткани... В самом деле, блуза испещрена бледными
пятнами всех цветов, кроме зеленого.
Вместе с блузой Деко принес сверху и свой эскиз, изобра
жающий старика Коро в этой самой блузе за работой на лоне
природы; со своими взлохмаченными седыми волосами на не
покрытой голове, здоровым цветом лица человека, живущего
на свежем воздухе, и изогнутой трубкой во рту Коро выглядит
на этом эскизе как старый нормандский крестьянин.
И Деко приводит нам правила, которыми пользовался ста
рик Коро, чтобы создавать шедевры лицом к лицу с природой:
«Сесть в хорошем месте, — так учил его наставник Бер-
тен, — уяснить себе главные линии, найти самое для тебя важ
ное и, — продолжал он, прикасаясь попеременно то к голове, то
к сердцу, — класть на полотно то, что у тебя есть и тут и
там».
Деко добавляет: «Это был художник
не мог работать при ярком солнечном свете и говорил: «Моя
стихия не краски, а гармония!»
«Представьте себе, — продолжает Деко, — что до сорокапяти-
летнего возраста Коро жил на положении малого ребенка в доме
своего отца, который совершенно не верил в его талант. Од
нажды в доме Коро обедал Франсэ, когда обед кончился и
Франсэ собирался уходить, Коро-старший сказал, что проводит
гостя; Коро-сын собрался было тоже, но отец знаком приказал
ему остаться. На улице Коро-отец спросил: «Скажите, господин
Франсэ, у моего сына в самом деле есть талант?» — «То есть
как, — изумился Франсэ, — ведь это же мой учитель!»
Воскресенье, 8 мая.
Мистическое помешательство, охватившее Францию, про
явилось в этом году даже в дамских прическах: натурщицы и
любовницы художников появляются на вернисажах в гладких
бандо, как у богородицы, или убирают волосы, подражая ста
ринным примитивам.
Роденбах считает, что через некоторое время большое место
в литературе займет поэтизация промышленности, и очень крас
норечиво говорит о сосредоточенных движениях рабочего, о том,
536
что его работа у машины подобна священнодействию, наконец,
о поэтическом осмыслении промышленного труда, идущем го
раздо дальше простого словесного фотографирования.
Речь заходит о динамите, о средствах уничтожения и о сред
ствах защиты людей и предметов, и я узнал мало кому извест
ную вещь: в музее Антверпена — города, самой судьбой обре
ченного на бомбардировки, — стены могут опускаться под землю
вместе с висящими на них картинами.
Воскресенье, 5 июня.
Сегодня вечером Доде сказал: «Мы так крепко связаны друг
с другом, что не можем даже хвалить друг друга». И это правда.
Он рассказал, что, думая обо мне, набросал такую заметку:
«Нынешняя молодежь выбирает в качестве духовного настав
ника не писателя или поэта, а критика, ученого, какого-нибудь
Лависса... Это доказывает, что в ней неистребим дух школьного
воспитания, какого не было во времена Гюго».
Четверг, 16 июня.
<...> Нынче вечером Доде рассказывает нам, что у него не
выходит из ума книга, которую ему хочется озаглавить:
«Записки пажа времен Второй империи» *. Это должно быть
воспроизведение двух-трех грязных историй времен Империи,