Дневник. Том 2

де Гонкур Эдмон

суждения о ней — изрядная тарабарщина, но я могу утверж

дать, — и будущее это докажет: у него нет ни малейшего пред

ставления о том, что хорошо и что плохо в литературе совре

менной. А настоящие знатоки живописи так же наслаждаются

прекрасными произведениями современности, как и прекрас

ными произведениями старины, и мне кажется, что эта способ

ность наслаждаться красотой во всех ее видах присуща также

настоящим

знатокам литературы.

Четверг, 22 февраля.

Наконец, сегодня мне возвращают рукопись «Актрисы Фо-

стен», без единой строчки, без единого слова от Сары Бернар, но

с письмом Бауэра, в котором он пытается извинить ее хам

ство. <...>

Вторник, 3 апреля.

Теперь, когда я постоянно страдаю от болей, когда каждую

неделю у меня бывают приступы, когда все мои новые литера

турные попытки терпят неудачу и становится подавляюще ог

ромным успех людей, у которых, по-моему, нет никакого та

ланта, да еще, боже мой, когда я начинаю терять уверенность

в подлинном отношении ко мне моих самых близких друзей,

мысль о смерти не кажется мне уже такой мрачной, как не

сколько лет тому назад.

Воскресенье, 15 апреля.

<...> Доде очень хвалит первую главу «Лурда», напечатан

ную в газете *, и говорит, что если бы он сам писал этот роман,

то начал бы его точно так же, как это сделал Золя. <...>

Суббота, 21 апреля.

<...> Ох, какая ужасная вещь издавать записки с портре

тами современников! И сколько от этого наживаешь неприятно

стей, равно озлобляя и сильных мира сего, и людей маленьких,

тех, кто существует где-то вдалеке от тебя, и тех, кто живет

бок о бок с тобой.

Когда я сегодня спросил у Пелажи, что случилось с ее до

черью, у которой утром был какой-то странный вид, я услышал

в ответ:

572

— Она не стала завтракать, плачет у себя в комнате... Гово

рит, что из-за вас.

— Из-за меня?

— Да... Потому что вы написали о ней!

Иду в комнату Бланш. Девушка в безграничном отчаянии.

Я говорю ей, что не понимаю, отчего она так расстроена, что я

всегда отзывался о ней с нежностью, но она горестно воскли

цает:

— Ах, вы изобразили меня такой несчастной, такой бедной...

людям захочется подать мне кусок хлеба!

В связи с этим, наткнувшись в «Эко де Пари» на объявление

о моем «Дневнике» — первая часть должна появиться 25 ап

реля, —

я думаю, что каждый день, начиная с сегодняшнего, у

меня будут неприятности. < . . . >

Четверг, 26 апреля.

Хаяси, завтракая у меня сегодня, объясняет, что произведе

ния японского искусства стоят сейчас очень дорого потому, что

их приобретают не только иностранцы, но и сами японцы.

После революции * в Японии появилось великое множество но

воиспеченных богачей, которые, подобно нашим французским

банкирам, считают, что обладание предметами искусства облаго

раживает человека, создавая ему славу коллекционера-зна-

тока. <...>

Перед самым уходом, слегка понизив голос, он сообщает мне,

что в Японии собираются наградить меня орденом, и, заметив

мой уклончивый жест, добавляет: «Этого требует простая спра

ведливость, кого же, как не вас, мы должны благодарить за то,

что нас перестали считать аннамитами, дикарями, не создав

шими ни литературы, ни искусства». <...>

Суббота, 28 апреля.

Публикация моего «Дневника» вызывает поток анонимных

писем; полученное сегодня не содержит, против обыкнове

ния, никаких ругательств; пишущий удовольствовался тем,

что обрушил мне на голову две цитаты из Бодлера и Стендаля,

утверждавших, что они ни в коем случае не согласились

бы писать мемуары, не согласились бы обнажать перед чи

тателем свое сердце и продавать его на франки с публичных

торгов.

573

Пятница, 4 мая.

Каждый день ожидание возмущенного или оскорбительного

письма. К тому же меня тревожит отсутствие известий от Доде,

после того как он виделся со своим братом, а также то, что он

не пришел ко мне, как обычно, узнав из моей телеграммы, что

я болен. Все это внушает мне отвращение к обнародованию

моего «Дневника», и я уже сомневаюсь, стану ли печатать его

дальше в будущем году. И все эти неприятности как раз падают

на ту неделю, когда у меня беспрерывные боли и полное отвра

щение к пище — такое, что, кроме трех или четырех тарелок мо

лочного супа, я ничего не ел с понедельника.

Воскресенье, 6 мая.

Я с некоторым волнением ожидаю Доде. Как он будет вести

себя? Он является под руку с Энником и держится весьма мило,

осуждая письмо своего брата, которое было послано без его ве

дома. Повторяю, он держится весьма дружелюбно, но я чувст