Дневники потерянной души
Шрифт:
– Он поехал один, - ровно ответил Маура, выпрямившись и вытирая руки.
– А где тогда рабы?
– Рабов здесь нет, - отпарировал его собеседник.
– А как же я?! – воскликнул я, вскакивая со скамьи и, к его досаде, снова выдавая себя.
– Да, Мау, а как же этот жирдяй? – ткнул Калимак пальцем в мою сторону. – Я ж сразу заподозрил, что он тут пресмыкается – глядит на тебя, что пес дворовый. Ты что, разыграл меня так? Ну ты даешь!
– Зря я о тебе столько хорошего рассказывал, – Маура со стуком поставил на стол
– Да почему зря?! – обиделся его товарищ. – И какого гвоздя ты с прислугой якшаешься?
– Потому, что они такие же люди, как и мы с тобой. Знаешь, я думал, ты хоть немного поумнел с тех пор, как мы последний раз виделись.
– Уж извини, что не оправдал твоих ожиданий, - вскинулся тот. – Могу уйти.
– Не надо! – не выдержал я, донельзя огорченный и смущенный тем, что стал причиной их ссоры. – Хозяин, ну позвольте мне на стол подать, кто ж еще это должен делать?!
Маура шумно отодвинул стул, плюхаясь на него.
– Подавай. Действительно, кто ж еще.
– Во-от! – удовлетворенно протянул Калимак. – А этот все понимает. Глядишь, и поумней тебя будет, – отплатил он другу за обиду.
Настроение было испорчено, но все же мы сели обедать. Я привычно пристроился на скамье у стены, держа тарелку в руках. Так было принято во всех имениях, включая наше – до того, как возник Маура и стал пытаться нас перевоспитать.
– Знаешь, а мужик Тансилы прошлым месяцем ее в стоге сена застал в обнимку с бирельским торговцем горшками, - вдруг гоготнул Калимак, поделившись одной из распиравших его новостей. – Он за ним с вилами гнался до самого леса, а тот нагишом улепетывал на глазах у всей деревни! А Танса потом в конюшне у семейства Саториг пряталась целых три дня, чтоб он ее не прибил сгоряча!
– Так чем кончилось-то? – наконец не выдержал Маура, прервав строгое молчание. – Помирились они?
– Помирились, куда он денется? – довольно хмыкнул его друг. – У них же шестеро детей, мал мала меньше. Они ревели все время, мамку звали, вот он и сдался в итоге. Но теперь ее за порог не выпускает, держит, как козу на привязи. Ха-ха, ну и поделом ей, нечего разврат устраивать! А у нас еще осенью наводнение было, представляешь? Река из берегов вышла, крайние хаты по окна затопило! А мы с соседскими мальчишками помогали жильцам скарб ловить, вот прям с головой ныряли и доставали посуду, мешки с продуктами! Весело было, жаль, тебя с нами не было...
Маура давно уже сменил гнев на милость и перестал дуться на друга. Он с интересом слушал все его новости и задавал вопросы. Обратно Калимак ускакал почти на закате, торопясь добраться до дома знакомых раньше отца, чтобы не получить нагоняй.
* * *
Назавтра они с моим хозяином вернулись вместе с рынка. Калимак вовсю чихал и кашлял, то и дело зябко поеживаясь, хотя стояла сильная жара.
– Ох, елки, все тело ломит, - пожаловался он, с гримасой боли опускаясь на стул у очага.
–
Я помог ему разложить по полкам все принесенное; затем он развел огонь, подогрел молоко в медной кружке и размешал в нем немного меда.
– На, - протянул он кружку сидящему.
– Фу, не буду я это, - тот брезгливо отвернулся. – Я молоко терпеть не могу.
– Как хочешь, - Маура не стал настаивать. – Кашляй себе дальше. Бан, держи.
Я любил молоко, пусть даже горячее и с медом, но замотал головой и взять у него кружку не решился, ибо Калимак взглянул на меня в тот момент явно угрожающе.
– Да ну вас обоих, - Маура сам залпом выпил горячий напиток, и стал собирать в медный таз накопившуюся грязную посуду.
К вечеру гость, очевидно, почувствовал себя еще хуже.
– Слушай, я у тебя переночую, ладно? – сипло сказал он, вернувшись со двора. – Черт, так нос заложило, что дышать не могу.
– Да ясен пень, что я тебя так никуда не отпущу на ночь глядя, - кивнул Маура. – Ложись, я тебе уже постелил, - указал он на кровать у стены передней комнаты.
Тот с кряхтеньем и оханьем разделся, тут же рухнув в чистую постель.
– Если что понадобится, окликни, я чутко сплю, - сказал напоследок мой хозяин, тоже приготовившись ко сну и уходя во вторую комнату.
– Бан, и тебе тоже спокойной ночи, - пожелал он мне, когда мы, наконец, улеглись на две оставшиеся кровати.
Однако ночь была неспокойной, так как заболевший, не преминув воспользоваться предложением, чуть ли не каждые несколько минут на весь дом истошно звал моего хозяина, требуя то попить, то подложить подушку помягче, то дать еще одно одеяло.
– И как тебя угораздило так простудиться посреди лета? – недоумевал Маура на другое утро, в который раз меняя влажное полотенце на лбу лежащего.
Калимак лишь громко застонал, показывая, как ему плохо.
– Ладно, ладно, лежи спокойно, я тебе еще настойки сделаю, - поднялся Маура с края кровати.
Он прошел к очагу, потрогал остывший котелок и принялся вновь разводить огонь.
– Меня сейчас стошнит...
– раздался натужный голос, и Маура кинулся назад, на ходу хватая с табурета деревянную миску.
– А, нет, прошло, - с облегчением молвил Калимак, откидываясь обратно на подушки.
– Ты издеваешься, - в сердцах бросил его друг, возвращая миску на место.
– Я умираю, - трагическим шепотом выдал тот.
– Да пошел ты. Это просто сильная простуда, даже не лихорадка.
– Кто тебе сказал? Я весь горю. Вот умру и поймешь, как ты меня не ценил... – совсем слабо пробормотал он, отворачиваясь к стене.
Закатив глаза, Маура прошел к столу, подмешал меда из горшочка в горячий травяной отвар и принес товарищу дымящийся стакан, поддерживая его днище полотенцем.