Дни яблок
Шрифт:
— Ничего нового. — отозвался я. Аня хмыкнула.
— Но не любая жизнь, а жизнь ловкачки или же кого-то из её потомства. Такие были условия.
— Можно проклясть бесплодием, — раздумчиво заметил я.
— Дело было сделано, и слово сказано. Девица обещала жертвовать кем-то из кровных, как придёт время.
— К ней оно, что ли, придёт? Время? — уточнил я.
— Как настанет смертный час… — разъяснила Айя. — Если б ты чистил картошку языком — гора бы уже получилась.
— С тем они и распрощались… А совсем поутру к домику девицы пришёл пробош[79],
Но девочка, что жила по соседству, радовалась чуть ли не больше остальных — ведь у себя на окне, ранёхонько утром, она нашла…
— Куклу! — рявкнул я. — А откуда… Впрочем… Да… Что же, низко кланяемся тебе, Юбче из морян. Твой рассказ интересен, а история поучительна.
— Вода вскипела, — иронично заметила Аня, — мне нужны го… Ой!
И она невежливо ткнула пальцем куда-то в стол. Куриные головы, которые мы покупали для кошки, которые лежали в холодильнике, которые Аня достала и разморозила, которые до сих пор мирно прели в миске — вдруг зашевелились, заморгали, надули гребни и стали квохтать протяжно и угрожающе. Затем, по одной и парами, взвились в воздух и ринулись на Вальбургу Юбче. Многие квохтали что-то боевое, с упоминанием клюва и проса.
Всё случилось быстро. Сначала клёкот, потом свист — низкорослая Юбче успела вскрикнуть раз, другой. Головы атаковали стаей.
На подоконнике проснулась дракон.
— … А ведь у тебя гости вновь, — сказал Ангел, тон его был беспечален.
— Так рад тебя видеть, — отозвался я. В руках у меня была недочищенная картофелина.
— Времени достаточно, — заметил мне Ангел, что называется, свысока. — Всем интересно, как ты воспользуешься дальше к…
— Чем-чем? — переспросил я и чуть не укололся об нож на столе. Картофелина исчезла.
— Расклевали, — печально сказала Маражина. — А я стерегла вход… Торопилась, как могла, но не успела.
— А где… где? — начал я.
— Где и положено, — несколько напряжённым тоном отозвалась Гамелина и демонстративно вымыла шумовку.
— Жаль, — вздохнул я, глядя на бултыхающиеся в кипятке головы. — Я б их допросил.
— Теперь только съесть, — отозвалась Аня. — Я вымыла миску. Кипятком. Обжарила грибы и всё заложила… И картошку даже. Мама твоя кладёт чернослив?
— Да, — ответил я. — Режет мелко.
— И я так же, — вздохнула Аня.
От Вальбурги Юбче из морян, недорыбы, остался холмик крошек. Я аккуратно смёл их в фунтик.
— Развею позже, — как можно трагичнее сказал я.
Дракон всхлипнула дымом.
— Даник, — подошла ко мне поближе Аня. — Это ведь у тебя с детского садика? — нежно спросила она.
— Что? — переспросил я. — Нелюбовь к пшёнке?
— Припадки…
— У меня нет
— Ну, я же всё видела… Ты сидел как бревно: скрипел зубами, глаза закатились, руки шкрябали. Еле нож успела выхватить, а картошка вся пропала, кстати, куда-то. Пришлось самой чистить, хорошо хоть закладывают последней. Потом ты хихикал, нет, смеялся, так странно.
— Еще я жутко плачу, — нашел тему я. — Нос опухает, глаза крас…
— Сейчас не об этом, — взяла меня за ворот Гамелина. — Она передается по наследству?
— Красные глаза? Только у кролей.
— Нет, такое, как у тебя.
— Разные глаза? Через поколение, и то не факт.
Я догадался прекратить расспросы действием.
— Ладно, — спустя несколько минут сказала Аня. — Вижу нежелание сотрудничать. Ну, и ладно. Схожу, гляну, как ты там убрал. Пройдусь. Последи за кастрюлей, только вскипит — сделай огонь…
— Меньше, — закончил я, — и крышку сдвину.
— Молодец, — одобрительно хмыкнула Аня. — А где у вас марля?
— Тут, в буфете, в среднем ящике, — ответил я. И Гамелина, с марлей наперевес, пошла выискивать пробелы.
— Что она сказала про клубки? — поинтересовался я у присутствующих пряников.
— На дни поминовения… накануне… — начала Маражина, — есть обычай, о котором говорила… — тут экс-рысь вздохнула, — бывшая с нами. Надо разложить на входе, у дверей и окон, клубки шерсти и…
— Кошка чокнется от счастья, — закончил я.
— Иногда нет, — глубокомысленно заметила Маражина. — С ней никто не говорил о защите угодий, никто не учил битве. Я узнавала.
— Ну, сделай одолжение, подучи мне зверя бить врага, — откликнулся на рысиные поползновения я. — А с клубками идея хорошая… очень…
Раздалось шипение. Борщ рвался на свободу. Чудом я успел сдвинуть крышку и прикрутить газ.
— Вот! — уютным голосом заявила вернувшаяся к нам Гамелина. — Это след.
И она выложила передо мной давешний бубенчик.
— Ты двигала диван? — честно ответил вопросом на вопрос я. — Оно тебе надо?
— Только тряпкой провела за ним, а что? — отрапортовала Аня. — А если бы кто-то другой нашёл? Были бы расспросы всякие, зуд.
— У кошки, — добродушно заметил я, — ко мне расспросов нет, только требования.
— Это какие?
— Принести голубя мира прямо в пасть.
— Так она поджигатель!
— В основном пожиратель, — сознался я и забрал бубенчик.
— Ну, так и я о чём… А! Ожидала худшего, честно говори. Но всё не безнадёжно, пыли нет, и даже на книжках.
— Это всё потому, что я их читаю. Попробуй и ты.
— Но коридор мне не понравился, — продолжила Аня противным тоном.
— Скажи, он тёмный, да?
— Вот смотри, Даник, вернётся мама, дальше Инга, и будут сразу скрипеть под ногами… Там знаешь, что там у входной двери?
— Прах!
— Чей?
— А вот этого лучше не знать.
Гамелина глубоко вздохнула.
— Да, — сказала она раздумчиво. — Я говорила тебе — на балконе полно яблок. Можно сделать к приезду пастилу. Ты как?