Дни яблок
Шрифт:
— Готовить из сбитой свиньи? — удивилась Аня. — С дороги? Уверен?
— Это домашняя свинья, — мрачно сказал я. — Действительно сбилась с пути. А дальше известно всё: «любовью, грязью иль колёсами…»… Просто погибла. На днях. Если оставить, всё равно пропадёт. Можешь оформить её? Понаряднее… Мама будет рада.
Аня задумчиво похмыкала и осмотрела добычу.
— Действительно, — довольно придирчиво заметила она, пропальпировав мясо. — Хороший кусок. Кило… Даже полтора, я бы сказала. Как раз грудинка и живот. Часть. Тут нужна
— Что-что? — переспросил я, — ты говоришь невнятно. Путано… Пила из синего флакона?
— Сейчас стукну тебя, и ты сам синий станешь, — ровно ответила Аня.
— Значит, просто пила, — резюмировал я.
— Подложка, — весомо сказала Гамелина. — Это как гарнир. Жир оттягивает. Особенно хорошо яблоко идёт к свинине. Я помню, ты нёс… Как раз сейчас, да. Свинину запечь и яблоки с ней, это просто… Нужно только всё хорошо подготовить, выложить в форму по порядку, потом запечь. По времени час. Хорошее мясо так кто угодно приготовит… Вот, ну мужчина, например… Да оно, считай, приготовится само фактически.
— Враньё, — убеждённо сказал я. — Само не готовится, это противоречие ка… кхм…
— Зачем вы покупаете этот лук, сплетённый? — поинтересовалась в ответ Гамелина. — Ладно уже, если синий, от него хоть сладость. А это зачем?
— Для интерьера, — серьёзным тоном ответил я. — Не переношу некрасивый лук. Рыдаю…
— Оно же дороже, — заметила вскользь Аня.
— Мои слёзы бесценны, — трагично фыркнул я. — Пойду окроплю углы…
И я покинул кухню в компании веника, ведра и тряпки. Совок несли пряники. Втроём.
Уборка отвлекла меня, как и всегда. Трудновыводимыми оказались пятна на месте гибели оборотня-тазика и его же останки на подоконнике. Пришлось мыть пару раз стёкла, зацапанные склизкими ладошками, а после извести на них пару газет. Из углов я вымел немало шерсти хищника, а под диваном нашлись осколки фужера… На чьё-то счастье.
В коридоре песка было откровенно немного, зато полным-полно гороховых ростков и маленьких чёрных следов — трёх- и пятипалых.
«Стадо птеродактилей», — сердито подумал я, оттирая половицы.
Ингина комната заслужила мокрую тряпку. Заодно я выгреб из-под девичьей тахты чашки. Три. В одной окаменел лимон.
«Жаль, женихи не видят», — подумал я.
Из кухни доносились запахи, лязг, шкварчание и разговоры Гамелиной со свининой.
У себя я прибрался неторопливо и немного небрежно — и вручил пряникам три огрызка. На выброс.
— Вале! — радостно сказали пряники и удалились на кухню с огрызками на совочке.
— И вам не чихать, — пожелал им вслед я.
Альманах вёл себя дерзко. В перерыве от хлопот я решил полистать его на предмет ключа. Гримуар поначалу вырывался, потом чихал пылью — и было вывел «Ключ ко всему лежит на…», затем издал тонкий писк, пошуршал и вернул на место картинку «Грак — корисний птах»[78].
— Ну-ну… — зловеще пообещал я.
— Даник! —
— Пока дышу, — отозвался я. И отправился к ней — дышать вместе. У дверей меня встречали пряники. Чинно.
Гамелину застал я в час торжества. Она осушила и протёрла холодильник, разделала свинину и, судя по всему, готовилась приступить к апогею — то есть к борщу.
— Я поверхностно убрала, — прощебетала Аня, — и протёрла фрамуги. На них прямо залапано всё. Странно, что снаружи… хотя. А еще замариновала буряк. Мама так делает?
— Она выжимает лимон. — сказал я. — Где, говоришь, отпечатки были?
— Снаружи, — ответила Гамелина и нахмурилась — Я хочу поговорить о втором, — сказала Аня, прислушиваясь а плите, — ты начал тему, а…
— Второй месяц осени кончается, — таинственно заметил я и воткнул в мясо на доске столовый нож, — а жертва не свершилась. Это саботаж! И впереди тьма. Возможен дождь.
— Он всегда возможен, — ответила Аня и продолжила, словно сама себе: — штук семь яблок, соли ложки две, чёрный перец, пять горошин и гвоздичка, если есть; полтора стакана белого; апельсина половина; сок лимончика туда же; чашка сахара почти, постное масло — сколько возьмёт… Всё на полтора кило свинины.
— Если есть, — ответил я.
Гамелина посмотрела на меня и потом на кошку. Бася подобралась на максимально короткое расстояние к мясу, жадно принюхивалась и готова была совершенно потерять лицо. Аня задумчиво выдала зверю куриную голову и переспросила у меня:
— О чём ты?
— О гвоздике, — ответил я. — Есть даже корица.
— В палочках? — усомнилась Гамелина.
— Тебе не больше двух? — уточнил я.
— Будь так любезен, — проворковала Аня, — выдели мне сколько сможешь. И нарежь лук, меленько. Заодно поплачешь.
— Зачем?
— Полезно для сердца.
— Для каменного, наверное… Ну, хорошо, — сказал я. — Так и быть, порежу. Всхлипну. А развлечет нас, расскажет всё, как было… Или не было…
Я осмотрел ряд пряников. Сова надменно спала и вместе с тем линяла. Дракон нехорошо дымилась. Жук Брондза читал отрывной календарь. Маражина точила о наш брусочек нечто, подозрительно похожее на пилочку для ногтей, только побольше и тёмное до синевы. Солнце и Месяц смотрели друг на друга.
— Что расскажешь нам сегодня? — спросил я Вальбургу из морян.
— В старину женщина никогда не употребила бы раздетую луковицу, пролежавшую ночь. Такая луковица впитала зло и может отравить съевшего ее! — быстро пролепетала Юбче.
— А что о раздетой женщине, пролежавшей ночь, которую днём съем луковка? Или утаишь эту часть истории? А есть у тебя несколько слов посвежее?
— Не могу не отвечать на вопросы, — напряжённо начала Юбче и пошуршала всеми залатанными одеяниями сразу. — Но разрешено и мне спросить, например, такое: «Как это возможно — не печь хлеб?»