Дни яблок
Шрифт:
— Птица! — обратился я к безмятежно спящей сове. — Что подскажешь?
— Незачем и ехать, — проскрипела сквозь дрёму сова и втянула голову в перья совсем.
И тут меня осенило:
— Знаю птицу! Но там же не до разговоров. И мудрость копчёная, даже очень…
На кухню мы явились спешно и кстати. Гамелина аккуратно заворачивала вороний прах в газетку.
— Что же это была за жизнь? — вздохнула Аня мне навстречу.
— Короткая, — ответил я.
— А ведь говорят — триста лет.
—
— И кто же скажет правду?
— Вот он, — ответил я. — По доброй воле.
Аня посмотрела на меня пристально.
— Надо, — уютно сказала она, — чтоб ты сходил и это выкинул. Очень оно неаппетитное.
— Не надо, — сказал я, забирая у неё сверток, — пригодится.
— В смысле, — удивилась Гамелина. — Что ты с ним хочешь сделать? Сварить?
— Спечь, — ответил я.
— Не смешно, — процедила Аня. — Шутка юмора… не того, не удалась.
Тем временем я взял мамину мисочку для варенья, этакий недотазик, медный, очень удобный под мелкую ягоду. Развернул свёрток, достал череп…
— Может быть, его вымыть всё же, — спросила Аня. — И чего ты мечешься?
— Спирт… — ответил я, — спирт… спирт…
— Бам-куку, — дружелюбно заметила Аня. — Хотя я тоже говорю с продуктами…
Я порыскал по кухне, поискал в кладовке, у себя… И пошёл за душою вина. Полбутылки для растирки нашлись у Инги в комнате, в шкафу.
— Мало… — огорчился я, уже в кухне, — ничего не получится. Половина дела…
Череп в жёлтой меди смотрел в никуда и общительным не выглядел.
— Я могу принести, — вдруг сказала Аня заинтересованно. — Только скажи, сначала, что ты хочешь делать? Ты в порядке?
— Не дождётесь, — ответил я. — Надо заставить его говорить, для этого сера нужна, — проболтался я. — Душа вина, ну, ладана немного и крови три капли. Потом…
— Лавровый лист, — подхватила Гамелина, — и сольки… Я сейчас… уже иду… Интересно посмотреть, как запекают кости, вороньи. А перья смалить не будешь?
— Не сейчас, — холодно ответил я.
— Да, после спирта кто хочешь правду скажет, какую угодно, — хихикнула Гамелина и ушла.
Тень её мелькнула сначала по нашему неказистому буфетику, дальше по стене кухни и пропала, в простенке у коридора, будто за кулисой. «У каждого свой театр теней», — подумал я. В моём, наверное, преобладает драма, чтобы грустно — но с песенкой и не без пользы.
— … то заперто на сто замков, то ворвись кто хочет… — ворчливо заметила Гамелина, явившись из коридорной полутьмы с бутылкой спирта. — С лимонами в этом году никак, так что трать — я угощаю, — и она снова хихикнула. — Я дверь закрыла, кстати. ~ сказала Аня. — А то мало ли кто…
— Тоже думаю, что не мало, — отозвался я, — в смысле достаточно.
— Я так думаю,
— Лабораторка, — машинально поправил я.
— Всё равно не сделал, — подытожила Аня.
— Списать дай, — поклянчил я.
— Нигде не могу очки найти, — вдруг ответила она. — Как сквозь землю… Всё время щурюсь, просто крот.
— А мне нравится, — сказал я и заметил тетрадь по химии…
— Перед тем как списывать, — сказала неутомимая Гамелина, — Поможешь мне… Я кое-что сделаю с вашим творогом… Быстрое. Мы всегда… В нас Эмма этот творог, ну, день и ночь впихивает. Под разным видом. Чтобы кости не ломались, и удобно — у неё тут молочница знакомая, поэтому творог всегда. Я сделаю вам домашний сыр… А ты поставь мне мясорубку.
— Я так и знал, — восхитился я, — что ты мимо неё не пройдёшь. Может, сито лучше?
— Нет, — решительно повысила голос Аня. — Смотри мне, никакого сита, чтоб…
Потом я ставил мясорубку. Гамелина нашла и открыла нужную лабораторную. На две страницы…
Я прокрутил творог, «чтоб тоненько». Два раза… Потом мыл эту мясорубку, раскладывал… И обрадовался, когда нашёл свою тетрадь наконец-то и сел списывать…
За это время Аня растопила остатки масла. Кстати, базарного: у мамы тоже были руки на рынке.
— У вас есть плоская ложечка, деревянная? — спросила Гамелина, проверяя, как я вымыл мясорубку.
— Указка мамина деревянная есть, старая, — откликнулся я, — ещё кусок линейки деревянной, моей, тоже старый.
Гамелина впала в раздумья.
— Ладно, — хмуро сказала она, — принеси мне этот кусок, я на него посмотрю.
Я послушался.
— Почти то, что надо, — одобрила линейку Гамелина. — Некрашеная. Она самодельная?
— А как ты… — начал я, но Аня решительно отгородилась линейкой.
— Я вымою её, — зловеще заявила она. — А ты давай, спиши химию красиво, чтоб мне не краснеть. Пока свет, — закончила Гамелина и указала линейкой за окно.
Я раскрыл обе химии — свою и её… Аня писала крупно, ровно и без украшательств, а я тяготел к маргиналиям и вставкам. Чтобы с завитушкой.
«Лабораторная работа», вывел я. И подчеркнул.
… Гамелина вымыла половинку линейки содой и обдала всю её кипятком, затем щедро отмерила наш творог. И принялась организовывать сыроварню — соорудила для начала водяную баню.
В большую кастрюлю, наполненную водой, поставила другую — маленькую.
Выложила творог в эту кастрюльку. Посыпала его содой. Начала греть.
— Ваш творог правильный, почти как наш, — сказала Аня, — видишь? Он расплавился, а не растёкся. Теперь только греть и мешать, греть и мешать.