Дочь тьмы
Шрифт:
— Я называю её Люсиль, — наконец произнесла Магдалена, — потому что в ней… свет.
Габриель не думал об именах, поэтому просто кивнул, не желая спорить с Магдаленой. Конечно, девочку следовало назвать Жанной в честь его матери, но говорить этого он не стал. Запишет потом ей два имени, и будет у него дочь зваться Жанной-Люсиль. Магдалена вздрогнула, словно прочла его мысли.
— Только Люсиль. Одно имя. Остальные помешают.
Он поцеловал её руку, не понимая, о чем она говорит. Но момент был такой светлый и радостный, что спорить совсем не хотелось. Магдалена разрешилась от бремени без особых проблем, тяжёлая ночь, когда он часами стоял у алтаря заброшенной церкви, моля всех Святых о помощи
— Как ты пожелаешь, любимая, — сказал он, садясь на край постели и находя губы Магдалены своими губами, — нет ничего, что я не бы сделал для тебя.
Магдалена сверкнула глазами, но промолчала, а Габриелю, когда он ложился рядом с ней, вспомнилось, что после той ночи, когда он проснулся в постели в сапогах и одежде, она всегда ночевала дома. Неужели и правда её ночным прогулкам с волками был положен конец? Вспоминая старца, он был даже благодарен ему. Магдалена стала тише и покладистее, ей было проще угодить, её было проще рассмешить. И если цена этому — некрасивый рваный шрам на щеке — он готов был платить эту цену.
А потом Магдалена заснула, а он лежал рядом, слушая, как суетятся женщины в соседней комнате. Как плачет ребенок, и как кормилица спорит с няней.
Какое же невероятное счастье — взять на руки собственную дочь! Габриель улыбался, разглядывая лицо Магдалены, напряжённое даже во сне. Она подарила ему малышку. Он же защитит её от всех, кто будет покушаться на её душу и ее жизнь. Он найдёт священника, который согласится крестить её и дочь. А пока… а пока Люсиль беззащитна, он не будет спускать с неё глаз. Он внял предупреждению старца, как бы безумно оно ни было. Магдалена и Люсиль принадлежат только ему. Ему же их и защищать.
…
Магдалена оклемалась достаточно быстро. Какое-то время она сидела в замке рядом с колыбелью ребенка, но потом стала вдруг уходить. Габриель знал, что уходит она не для того, чтобы волком рыскать по-ночам в лесах и полях, тем более, она всегда возвращалась с закатом. Запрет старца действовал и после рождения ребенка, и Габриель не мог не радоваться этому.
Постепенно жена его становилась более похожей на обычную женщину. Да, она приносила из леса какие-то травы, местные шарахались от нее, если они приезжали в город, но постепенно Магдалена угасала. Та яркая искра, что жила в ней, теплилась все меньше, и даже Люсиль не радовала ее. Иногда он видел, как Магдалена перелистывает свою черную книгу, видимо, ища какие-то ответы на неведомые ему вопросы, но каждый раз она отбрасывала книгу и брала на руки Минерву, словно ища утешения в её черной шерсти. Ребёнком она интересовалась все меньше, становилась холоднее к дочери, редко приходила к ней, как будто боялась привязаться или не хотела признавать малышку. Если сначала няни звали ее, если что-то происходило, то теперь они бежали к Габриелю, который готов был помочь в любой час дня и ночи. Он же смеялся, смотря на первые шаги Люсиль, которая росла так быстро, что он не успевал привыкнуть к её навыкам, он вёл её за руку, когда она, гордая своими умениями, вышагивала по комнате, смешно поднимая ножки.
Магдалена уходила к себе. Она будто ждала чего-то, но Габриель не мог понять, чего. Зиму сменила весна, потом пришло лето, и вот уже скоро год, как они сбежали из замка Мон-Меркури. Габриель радовался, что никто не преследует их. Однажды, он сказал об этом Магдалене.
Магдалена усмехнулась.
— Зачем кому-то нас преследовать? Зло здесь. Мы никуда не денемся от него.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился он, вдруг испугавшись, потому что Магдалена говорила совершенно серьезно.
— Я постараюсь сделать так, чтобы ты не пострадал и был свободен после моего ухода, — проговорила
— Магдалена! — он схватил её за плечи и встряхнул, — что ты говоришь? Магдалена!
— Я не хочу говорить больше, — она убрала его руки и высвободилась, отступив на шаг, — я зря это сказала. Но я хочу, чтобы ты знал. Ты не виновен ни в чем. Тебя использовали, ничего тебе не говоря. И только моя вина в том, что происходит и произойдет. Оставь меня моей судьбе.
Габриель смотрел на нее, на её побледневшее лицо и уставшие глаза. Магдалена была молода и светилась красотой, но глаза её стали глазами древней старухи. Темные, они будто манили за собой в бездну.
— Я сказал старцу, что беру ответственность на себя, — ответил он, — так что вся вина на мне. Ты всего лишь женщина, ты не можешь отвечать за свои грехи. Это мои грехи.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — мотнула она головой, — и хорошо.
— Я узнаю, — сказал он зло, — хочешь ты того или нет.
И он ушел, хлопнув дверью. Зло из замка Мон-Меркури последовало за ним. Он не смог избавиться от него. Вот что хотел сказать ему старец! Магдалена проклята… Нет. Отравлена злом. Но он сумеет зло преодолеть. Он защитит ее. И вернёт себе прежнюю Магдалену. Не эту, похожую на живую куклу, с потухшим взглядом старухи, а ту, что встретил полтора года назад. Живую и настоящую!
Глава 26
Цена Асмодея
Он знал, что делать этого нельзя. Нельзя осквернять замок. Пускать зло в свое жилище. Но любопытство и страх двигали им сильнее, чем было чувство самосохранения.
Два кубка. Сера. Тамариск. Внутренности сома. Чёрные свечи. Обвести круг. Раздеться, накинуть плащ. Габриель стоял в круге, готовый читать заклинание из удачно подвернувшейся ему книги. Книга лежала на его кровати, раскрытая на нужном месте, будто кто-то помогал ему. Ладан. Он закурил ладан, размахивая кадилом, и начал читать нараспев заклинание, уже не боясь того, что должно было произойти. Он знал, как управиться с Асмодеем. Он знал, как повелевать им. Знал, как вызвать, как загнать обратно, как напугать и как говорить с ним так, чтобы демон не паясничал, а отвечал правильно. Возможно, он сам стал частью зла. Но он не боялся. Ради Магдалены можно потерпеть общество этого существа.
Яркая вспышка заставила его на мгновение закрыть глаза, но открывая их он знал, что демон будет стоять в углу комнаты. И он действительно стоял. Асмодей на этот раз приоделся, напялив модный где-то в аду жилет с жёлтыми цветами на синем фоне, застегнутый на рубиновый пуговицы, и шапочку, расшитую алыми розами. Под жилетом у него была белоснежная рубашка с кружевами на рукавах, а ногти выкрашены в алый цвет.
— Как приятно видеть вас, господин! — вдохновенно закричал демон, подбегая к кругу и изучая его на предмет зазоров или прерывания линии, — давно, давно не виделись! Даже странно, что вы не звали меня!
— Стой ровно и отвечай, — Габриель не собирался вестись на разговоры Асмодея, — что происходит с моей женой?
Асмодей вдруг закашлялся. Габриель показалось, что он смеётся над ним, просто скрывает это кашлем.
— Какие вопросы, хозяин! Интересные!
— Отвечал! — рявкнул Габриель.
Демон вытянул губы.
— Ух, как мы заговорили. Верим в свои силы, — он хохотнул, — да ничего тебя не спасет. Ты стал отцом тьмы, что впустил в этот мир. Плохо, конечно, получилось, что родился не мальчик. Но это все из-за того, что ты помешал ритуалу! Разве мог родиться полноценный ребенок, когда вытворяют такое на глазах у Верховного Владыки? — лицо демона пошло рябью, словно на нем возникали и тут же исчезли глубокие морщины, — ты все напортил, но придётся иметь дело с тем, что есть. Дочь! Девчонка! Но какая! Дочь Люцифера! Люсиль, дочь тьмы!