Дочь тьмы

Аристова Валерия

— Люсиль — моя дочь, — уточнил Габриель, стараясь не пускать в сердце страх. Демон специально пугает его, чтобы получить власть над ним. Демоны всегда питаются страхом. А так же любовью, радостью, ужасом, трепетом… — и никто больше не может называться её отцом.

Асмодей покачал головой, на которой вдруг начали просматриваться рожки. Габриель качнул кадилом и рожки пропали.

— У этой девочки два отца. Ты, смертный, и тот, что даст ей власть над миром. Сейчас она только учится ходить, в ней не проснулись силы. В ней все твое. Но скоро… скоро. Она будет призвана. И Магдалена отдаст

душу и жизнь за то, чтобы дочь её получила все, что ей полагается по праву рождения. Да, — Асмодей закинул голову, мечтательно смотря куда-то вверх, — да, Люсиль — всевластна. И то, что дал ей ты, скоро исчезнет в её душе. И там поселится тьма. Она будет закалена в огне. И навсегда станет дочерью Люцифера!

Сердце сделало кульбит, сжалось от ужаса, и забилось так, что стало трудно дышать. Габриель смотрел, как демон обретает силу, но сдержал себя, и куриная нога, вдруг показавшаяся вместо обычной штанины, исчезла, будто её и не было.

— Как избавить Люсиль от этой участи? — спросил он строго.

Асмодей захохотал.

— Да никак. Только Господь может творить чудеса. Но тут чудес не будет! Ритуал проведен! Она получила от тебя тело, а от Люцифера — душу! И душа её будет пробуждена!

— Как избежать этого? — взорвался Габриель.

Демон притих. Он смотрел на разъяренного мага, который схватил в руку кубок и был готов вылить на алтарь вино.

— Только Господь может сотворить это чудо. Ищи имя, которое позволит тебе обратиться к Нему.

Тут Асмодей взвыл, потому что Габриель все же вылил вино из кубка, что предназначался демону.

— Убирайся! — Габриель поднял жаровню с печенью сома и тамариском, — или я…

Асмодей рухнул перед ним на колени, моля не делать этого. Он стал медленно растворяться, исчезая в лучах восходящего солнца. И, когда утро взяло свои права, Габриель рухнул прямо на пол, уставший настолько, что не мог даже дойти до кровати или хотя бы до кресла.

— Мур, — услышал он, чувствуя, как изувеченной щеки касается тёплый мех.

— Мур, — ответил он, заулыбался и провалился в глубокий сон.

Он знал, что делать. Магдалена могла ничего больше не говорить. Он знал её мысли. Она готовилась отдать Люсиль тому, другому отцу. Габриель сжимал кулаки от гнева, когда думал об этом. Люсиль его дочь, его крошка, его девочка, милая, маленькая, теплая. Он не позволит издеваться над ней! Он её никому не отдаст! И даже Магдалена не сможет провести его теперь. Магдалена привыкла подчиняться тьме… Но он не привык. Листая черную книгу, которая всегда находилась в нужный момент в самых необычных местах, а потом так же внезапно исчезала, он пытался понять, как победить выпущенное в мир зло. Но книга молчала.

— Я уеду на несколько недель, — сказал он однажды Магдалене.

Та подняла на него глаза от рукоделия. В последние дни она постоянно что-то плела из нитей, что не было похоже на кружева, но сильно напоминало паутину. Палочки так и мелькали в её пальцах.

— Когда ты вернешься?

— Ко дню рождения нашей дочери.

Магдалена кивнула. Глаза её погасли.

— Постарайся вернуться раньше, — сказала она.

Он внимательно смотрел на нее. Что хотела сказать этим Магдалена? Но что-то хотела. Значит, он должен

спешить.

— Я вернусь через месяц, — он склонился к её губам и поцеловал, — у нас будет много времени до дня рождения Люсиль.

Улыбка осветлила лицо Магдалены. Она ничего больше не сказала, но Габриель понял, что угадал. Нужно спешить. Он вскочил в седло и отправился вон из замка. Пусть его лежал за перевал, за Альпы. В один из замков на склоне гор, туда, где играют морские ветры. И он должен вернуться так быстро, как сможет. Потому что Магдалена ничего не говорит просто так.

Глава 27

Маэстро Бланко

— Свершилось?

Маэстро Бланко встретил его в холле своего небольшого замка на вершине скалы, как только Габриель вошёл в стрельчатую дверь. Весь замок был по большому счету одной высокой башней, возвышающейся над местностью, и окруженной с трех сторон скалами, а с четвёртой — высокой стеной, сложенной из того же камня и казавшейся творением природы.

— Свершилось, — Габриель кивнул, скидывая плащ на руки слуге.

— Проходите к камину. Отдыхайте, — маэстро Бланко засеменил рядом с ним, провожая в небольшую жарко натопленную комнату, что после холода в горах было очень кстати, — я ждал вас, ждал уже несколько дней!

Белые волнистые волосы маэстро, достигающие плеч, были растрепаны, но глаза смотрели на Габриеля живо и встревоженно.

— Сын? — спросил он, усаживая гостя в глубокое кресло и наливая ему горячего вина.

Габриель покачал головой.

— Дочь.

— Дочь — это хорошо, — маэстро Бланко сел напротив, — значит, их планы были разрушены. Значит, у нас есть шанс на спасение.

— Я пришёл к вам, чтобы вы помогли мне спасти девочку, — Габриель поднялся, — я не позволю им забрать ее. Я уверен, вы знаете, как это сделать… — и он встал на колени у ног маэстро, который тут же замахал руками.

— Поднимитесь, Габриель, — это я должен падать перед вами ниц! Вы — величайший маг нашего мира! Вы — отец девочки, избранной тьмой! И вы единственный можете спасти ещё этот мир от сил тьмы!

— Я мог убить Магдалену, — сказал Габриель, — но не убил.

Маэстро Бланко взял со стола кубок и отхлебнул вина.

— Ваш выбор. Возможно, вы не понимали, что творите, но что-то подсказывает мне, что вы не стали бы убивать ее, даже если бы понимали.

Габриель кивнул.

— Я помогу вам, — сказал маэстро Бланко, — в конце концов, наша миссия и есть — повелевать демонами и держать их там, где они должны находиться. Выпусти одного — и вы увидите разницу. Они подчинят этот мир, через год вы не узнаете его!

— Моя миссия скромнее, — Габриель встал и вернулся в свое кресло, накрыв ноги пледом. Было хорошо и уютно сидеть около огня после долгих скитания по горам и перевалам, — я должен спасти свою дочь.

— Это одно и тоже, — усмехнулся маэстро Бланко, — после того, что вы устроили в Мон-Меркури, я думаю, что вырвать ребёнка из рук Люцифера, что специально явился ради нее, будет не так и просто. Но возможно. Ибо это девочка. Родись у вас сын — и мир бы попал в рабство. Нам не хватило бы возможностей совладать с ним и его пробуждающимися силами.