Дочь тьмы

Аристова Валерия

Элохим, Эль, Элоах — означает Бог, и слово стоит во множественном числе в знак уважения. Боги, вы, велики…

А вот и Тетраграмматон. Нет, Тетраграмматон не есть имя. Это всего лишь обозначение имени, иносказание. Вот эти четыре буквы — ЙХВХ, он же Яхве, только не знает никто, как правильно это произнести.

Остельное — переносные значения. Саваоф, повелитель воинств, Адонай, то есть просто Господь, Шаддай, то есть Всемогущий, Эльон — Всевышний. Все эти слова не являются как таковыми именами Бога, ведь никто на самом деле имени этого не сможет правильно произнести.

Сам же Бог говорит свое имя, представляется,

«я есть Сущий». Но является ли Сущий именем? Габриель уронил голову на книгу. Не является. Это одно из описаний. Наверняка. Ведь не может же быть имя Сущий. Даже если он сможет правильно это произнести. Да и нужно ли Имя, если Бог — не один из демонов, и это так не работает. Его нельзя призвать по имени. Его можно только ощутить в душе.

Всю последнюю ночь в часовне Габриель рыдал, забыв о коленях, о том, что он не спал толком три ночи, о том, что он ничего не понимает в учёных книгах. Он рыдал, умоляя дать ему возможность защитить своих жену и дочь. Он в ответе за них. И только он может их спасти. А для этого только Господь может дать ему силу. Ту, что живёт в душе. И ту, что он в душе не ощущал.

— Если ты обрёл свет, то дорога будет легка, — сказал ему в напутствие маэстро Бланко.

Габриель горько усмехнулся. С такими успехами до Мон-Меркури он будет ехать несколько лет.

— Я не смогу ничего сделать, маэстро Бланко, — проговорил он, все ещё находясь под впечатлением последней ночи.

Он помнил добрые глаза Христа, чья статуя стояла в часовне. Под конец ему казалось, что Христос улыбается и отвечает ему, но ответы он не помнил, и понимал, что это был скорее всего сон, или какие-то глюцанации, вызванные чрезвычайной усталостью и бессонными ночами.

— Ты сможешь за них отдать жизнь, — сказал маэстро Бланко.

— Моя жизнь — ничто для них. Они убьют меня, после чего Магдалена погибнет, а Люсиль окажется в руках её второго отца.

— Пусть эти мысли вдохновят тебя, мальчик мой, — маэстро Бланко покивал головой, — да, силы не равны, но на нашей стороне Бог.

Он тоже устал. Габриель не знал, чем был занят маэстро Бланко, пока он корпел над книгами и молился ночами перед статуей Христа. Но выглядел маэстро постаревшим лет на десять.

— Все будет хорошо, Габриель, — сказал он, когда тот вскочил в седло, — все будет хорошо. Я позабочусь о твой дороге. И еще… Пока тыолился, ч кое-что создал для тебя, — маэстро Бланко протянул ему кожаный мешочек, — тут пыль истины. Кинь щепоть на книгу, что покажется странной в твоем замке, и тайное станет явным. А теперь, — он вздохнул, — езжай с Богом.

И старик ушёл в замок, кутаясь в плащ. Габриель позавидовал ему. Тот сядет у камина, нальет горячего вина. А ему ехать по начинающиеся непогоде горными тропами, подниматься наверх, к вершине Альп, через перевал, где постоянно шастают разбойники и разные неприкаянные личности. Туда, наверх, где уже лежит снег. Он видел стремительно белеющие вершины. Его ждут обледеневшие тропы, холодные колючие ветры, и бесконечная изматывающая дорога. Он спрятал мешочек с пытью истины в карман, тут же забыв о нем, и дал шпоры коню.

То ли молитвами маэстро Бланко, то ли ещё по какой причине, дорога прошла достаточно быстро. Задержал Габриеля только ураган, который застал его уже за перевалом. Габриель успел добраться до станции, где вместе с другими путешественниками провел три долгих дня.

Дождь стучал в окна, ехать было совершенно невозможно. И как только впервые выглянуло солнце, он вскочил в седло и стал спускаться вниз, в долину, туда, где ждала его Магдалена.

Бог есть Любовь, — вспомнил он. Как там назвали Бога, который любовь? Аматус? Он улыбался своим мыслям. Вот главное имя Бога. Любовь. Любовь к Магдалене, от одного имени которой у него начинало быстрее биться сердце. Любовь к Люсиль, от имени которой он улыбался во весь рот. Люсиль подросла, наверняка подзабыла его. Но ничего, он напомнит. Люсиль снова будет встречать его хлопая в ладошки от радости. А он подхватит её на руки, и подбросит высоко-высоко. Так, чтобы она смеялась. И он тоже будет смеяться вместе с нею.

Глава 29

Книга и кошка

Саваоф — предводитель ангельских воинств. Яхве-Ниси — знамя мое. Шоммер — Всемогущий. Да, прав был маэстро Бланко, говоря, что нужно знать, из чего выбирать.

Габриель опоздал. Магдалены в замке его не было. Слуги сообщили ворвашемуся в её покои Габриелю, что она только утром покинула замок, забрав с собой дочь.

— Куда она поехала?

— Она не сказала, господин.

Он напугал слуг своим гневом. А гнев — смертный грех. Позже, скача во весь опор следом за Магдаленой, он молился про себя, прося Господа, Всемогущего, Отца, Предводителя воинств, отпустить ему этот грех. Ему нужно быть чистым. Совсем. Он ведь и так знал, куда уехала Магдалена. Она не взяла с собой ничего из одежды. Она уехала умирать. И забрала Люсиль.

В замке было пусто. Слуги не в счет, думал он. Он метался, чтобы собрать нужные ему вещи, когда вдруг перед ним оказалась чёрная кошка.

— Минерва!

Что ему может понадобиться? Книга! Он бросился в комнату Магдалены, где она читала свою черную книгу, но книги там не было. Неужели она забрала её с собой? Книга была ему нужна. Он вспомнил слова маэстро Бланко, что не может уехать, не узнав, что за тайну скрывает книга.

— Мур?

Минерва путалась в ногах. Её длинный чёрный хвост ударил его по колену, напомнив о его ночных бдениях болью в ранах. Кошка ничего не делала просто так. Он поспешил за ней, но тут же потерял её из виду.

— Минерва! — позвал он.

Минервы нигде не было. Зато на столике около камина лежала Книга. Габриель бросился к ней, впервые задумавшись, почему она оказывается всегда в нужное время там, где нужна ему? Да ещё и раскрывается на нужном ему месте. Он никогда не видел книгу закрытой. Сейчас же страницы книги зашелестели, и он прочитал несколько строк, которые ему кто-то явно хотел показать.

«Не стоит человеку вклиниваться туда, где идёт великая битва. Битва идёт за душу его бессметрную. Но он бессилен изменить ее ход».

Габриель положил руку на книгу. Его отговаривают ехать? Книга была теплой, и, казалось, пульсировала. Он мог бы даже проверить у книги пульс. Раньше он никогда не задумывался, почему книга раскрывается на нужных ему страницах. Сейчас же он был зол. Зол на всех. На книгу. На графа. На Магдалену, которая его не долждалась. Он взял книгу в руки, но тут же положил, потому что книга оказалась ужасно тяжелой. Раньше она такой не была. Он хорошо помнил, как поднимал её и перекладывал с места на место. Однако она оттянула руки так, что он побоялся её уронить.