Долина смерти
Шрифт:
— Вы проводили здесь много времени в детстве?
— Да. Летом. Отец учил меня всему, — воспоминания всплывают в памяти: летние грозы, тихий голос отца, его рассказы о горах и зверях. — Тогда все было… по-другому.
— Что ты имеешь в виду?
Я смотрю ей в глаза, решая, что можно рассказать.
— Все было проще. До того, как ранчо пришло в упадок, до смерти отца и долгов, которые я до сих пор выплачиваю.
Это слишком личное. Но что-то в ее взгляде заставляет меня говорить правду. Или ее часть.
—
А разве есть другая причина? Но эти деньги не стоят жизней этих людей. Не стоят ее жизни.
— Поначалу да, — признаюсь я. — Теперь… не уверен.
В ее глазах появляется что-то новое. Удивление? Сочувствие? Или она просто видит меня насквозь?
В любом случае, мне это не нравится.
Наступает молчание, полное невысказанных вопросов. Коул громко зевает, нарушая тишину.
— Кто где спит? — спрашивает он, глядя на лестницу в мансарду.
— В мансарде только две кровати, — отвечаю я, радуясь смене темы. — Тесновато, но можно раскидать спальники на ковре. Обри точно спит на кровати.
— Я лучше внизу, — быстро говорит Обри, уже поднимаясь. — Так больше места.
— Не лучшая идея, — говорю я. — Теплый воздух поднимается вверх. Там будет комфортнее.
Она упрямо качает головой, берет свой спальник из кучи, которую мы притащили на Ангусе, и начинает его раскатывать.
— Я у камина посплю. К тому же, кто-то должен подкидывать дрова.
— Я могу это делать, — предлагаю.
— Тебе нужен отдых больше, чем кому-либо из нас, — возражает она. — Ты знаешь эти горы. Мы полагаемся на тебя.
Здравый смысл в ее словах есть, но я думаю лишь о том, как она будет спать одна внизу, пока мы наверху. Может, ей просто не хочется спать в одной комнате с незнакомыми мужиками? Особенно с таким, как Рэд. Я вижу, как он на нее смотрит, когда думает, что никто не видит. Глаза его горят похотью.
Рэд ловит мой взгляд и ухмыляется, словно знает, о чем я думаю. В моем животе сжимается все от предчувствия опасности. И просыпается собственнический инстинкт. Смешно. Я сам не могу перестать думать об Обри, а тут переживаю из-за Рэда.
Да, мои мысли далеки от чистоты.
— Как знаешь, — говорю я, хотя не хочу ее оставлять. — Но если что-то понадобится…
— Я тебя найду, — заканчивает она фразу и едва заметно улыбается.
Входит Элай, стряхивая снег с куртки. Остальные уже поднимаются в мансарду, споря из-за кроватей. Элай смотрит на меня.
— Что-то еще нужно?
— Нет. Главное, чтобы лошади были накормлены и в тепле. Отдохни.
Он смотрит на меня.
— Иди, — говорю. — Я сейчас поднимусь.
Когда остаемся одни, не хочу уходить. Обри устраивается у огня. Пламя играет в ее волосах, делает их золотыми, подчеркивает линию скул и изгиб шеи.
— Что-то тревожит, ковбой? — спрашивает, не поднимая
— Держи дверь запертой, — говорю, собираясь с мыслями. — Не открывай жалюзи, не открывай дверь. Чтобы ты не услышала.
Она поднимает взгляд.
— Что я должна услышать?
— Ветер в этих горах играет злые шутки, — говорю осторожно. — Тебе может показаться, что ты слышишь голоса. Кто-то зовет тебя.
Она изучает меня взглядом.
— Как той ночью?
Она знает ответ.
— Просто запри дверь. И не давай огню погаснуть.
— Ты все еще скрываешь, чего боишься на самом деле, — тихо произносит она. — Что там такое, что тебя так напрягает? Ты избегаешь разговоров.
— Спи, Обри, — говорю я, направляясь к лестнице. — Завтра рано вставать.
— Дженсен, — ее голос останавливает меня. — Спасибо. За то, что привел меня сюда.
Я оглядываюсь. Она так сильно повлияла на меня. Она заставляет меня стремиться к лучшему. Верить в искупление.
— Не стоит благодарности, — предупреждаю я. — Мы еще не нашли твою сестру.
Она смотрит на меня проницательным взглядом, который проникает в самую душу.
— Но мы ее найдем.
Я поднимаюсь по лестнице, не говоря ни слова. С каждым шагом я все дальше от нее, но тот вопрос, который преследует меня три года, настигает снова.
Что сделает Обри, когда узнает правду о своей сестре?
И что она подумает обо мне, когда узнает, что я причастен к этому?
15
—
ОБРИ
Вскакиваю, на секунду теряя ориентацию, рука ищет несуществующий пистолет. Но в свете камина вспоминаю, где я, и понимаю: меня разбудили шаги на лестнице. Шаги, которые отчаянно пытаются быть тихими.
Сажусь, поворачиваюсь на ковре и вижу Дженсена, спускающегося с последней ступеньки.
— Не хотел тебя разбудить, — тихо говорит он.
— Я и не знала, что уснула, — отвечаю, поглядывая на спальник рядом. Помню, как пошла в ванную, чтобы умыться холодной водой с мылом, потом переоделась в пижаму. Видимо, до спальника добраться так и не смогла.
Дженсен подходит к камину, приседает и подбрасывает дрова. Отблески огня играют на его лице, подчеркивая резкие углы и тени. Надо встать, перебраться в спальник, держать дистанцию. Но вместо этого я остаюсь здесь, наблюдая.
— Не спится? — спрашиваю, обхватывая колени руками. В доме холодно, несмотря на огонь, и я чувствую, какая тонкая моя ночнушка.
— В последнее время сплю мало, — он смотрит на огонь, не на меня. — В этих горах особенно.
Что-то в его голосе заставляет меня присмотреться к нему. Напряжение в плечах. Осторожность в каждом движении. И тень чего-то пережитого в глазах, когда он наконец поворачивается ко мне.