Долина смерти
Шрифт:
И это, пожалуй, самое опасное.
16
—
ОБРИ
Просыпаюсь от угасающих угольков и звука захлопнувшейся двери. Бледный утренний свет просачивается сквозь щели в ставнях, бросая полосатые тени на грубо сколоченный пол.
Тянусь под тяжелым шерстяным одеялом, и меня захлестывают воспоминания о прошлой ночи — руки Дженсена, сильные, то нежно ласкающие, то грубо требующие, его горячее дыхание на моей шее, тяжесть его тела, вдавливающая меня в медвежью шкуру перед камином. В его глазах,
Сажусь, проводя рукой по спутанным волосам. В избе тихо, слышен лишь скрип бревен, подстраивающихся под утреннее солнце. Сверху доносится громкий храп Коула и шорох чьих-то движений. Они не знают, что случилось здесь прошлой ночью. По крайней мере, надеюсь, что не знают.
Вздыхаю и смотрю на свои руки. Я знаю, что спать с Дженсеном было рискованно и непрофессионально. Карлос лишит меня жетона, если узнает, что я поставила под угрозу расследование, связавшись с заинтересованным лицом.
Но это не официальное расследование, и Дженсен не подозреваемый. Я здесь не как специальный агент Уэллс из ФБР. Я просто Обри, ищущая свою сестру. Женщина, которая на несколько часов прошлой ночью нашла утешение в объятиях мужчины, столь же измученного призраками прошлого, как и она.
Он знает, что меня преследует. Это факт.
А я не знаю, что скрывается за его маской.
Но ясно одно — что-то его гложет.
Торопливо хватаю одежду и быстро одеваюсь, надевая термобелье под рубашку, потом джинсы. Мой пистолет по-прежнему спрятан в сумке, чтобы никто не заметил. Я быстро достаю его, и знакомая тяжесть вселяет уверенность — проверяю патронник и предохранитель, а затем возвращаю на место.
Старые привычки умирают последними.
Пока я заканчиваю свои дела, заново разжигаю огонь и ставлю вариться кофе, сверху доносятся звуки — остальные просыпаются. Я собираюсь с духом, чтобы выстоять в этот день и разобраться не только с опасным местом, но и со сложной обстановкой в нашей группе.
Дверь распахивается, принося с собой холодный воздух и резкий запах хвои. Дженсен заходит, отряхивая снег с ботинок. Его взгляд сразу же встречается с моим, и в нем промелькивает что-то нечитаемое, прежде чем он становится непроницаемым.
— Доброе утро, — хрипло говорит он. — Буря закончилась. Намело около восьми дюймов снега. Сегодня тебе понадобится куртка потеплее.
— Она у меня есть. Как условия для слежки? — спрашиваю я, сохраняя спокойный, профессиональный тон.
— Для свежих следов нет ничего лучше, чем снег, — отвечает он. — Нельзя сказать то же самое про старые следы. Но сойдет.
Между нами повисает напряженное молчание, наполненное тем, о чем мы не говорим, не только о произошедшем, но и о возможности найти свежие следы в прямом и переносном смысле. Но тут шаги на лестнице прерывают это тягостное молчание, и спускаются Элай, Коул и Хэнк.
— Кофе? — с надеждой спрашивает Элай, принюхиваясь.
— Почти готово, — отвечаю я, рада, что он прервал возникшую между мной и Дженсеном неловкость. — Хотя, наверное, не так вкусно, как у
Рэд появляется последним, окидывая нас с Дженсеном многозначительным взглядом. В его выражении есть что-то, заставляющее меня насторожиться — взгляд человека, который знает больше, чем говорит. Взгляд похотливого мужчины.
— Чудесный день для охоты, — тянет он, усаживаясь за стол. — Ну что, босс, какой план на сегодня?
Вопрос адресован Дженсену, но Рэд продолжает смотреть на меня, словно оценивает и прикидывает, что я за человек. Мне приходится приложить усилия, чтобы не выдать своего смущения. Кажется, он из тех, кто получает удовольствие, когда женщинам не по себе, а у меня предостаточно опыта с такими.
Дженсен подходит к печи и наливает кофе в жестяные кружки, затем отвечает:
— Мы отправимся на северо-запад, в сторону Кедрового ручья. По прямой это пара миль, но из-за свежего снега идти будет труднее. Осмотрите все вокруг, поищите какие-нибудь зацепки, а потом возвращайтесь. Думаю, это займет почти весь день.
— Почему Кедровый ручей? — спрашиваю я, принимая кружку, стараясь не коснуться его пальцев. — Что там интересного?
— Просто предчувствие, — отвечает он, избегая смотреть мне в глаза.
Завтрак проходит быстро — растворимая овсянка и несколько кусочков вяленого мяса, запитые большим количеством кофе. В хижине постепенно становится теплее, по мере того, как разгорается огонь, но между нами все еще витает напряжение, словно мы не можем забыть о том, что произошло вчера.
Словно мы подсознательно готовимся к тому, что ситуация ухудшится.
Элай спокойно и быстро моет посуду, время от времени поглядывая на Дженсена с вопросительным выражением лица, но так и не решаясь спросить. Остальные собирают вещи. Я слежу за своей сумкой, она не должна выходить из поля зрения. Чем дольше я нахожусь здесь, в этом тесном пространстве с Дженсеном и его командой, тем больше вероятность, что я проколюсь. Я знаю, что могу оправдать наличие оружия тем, что я американка, но не хочу, чтобы они задавали мне лишние вопросы.
Дженсен снова сосредоточен только на работе, того уязвимого, нежного, грубого и отчаявшегося человека, каким он был прошлой ночью, как будто и не было. На его месте — суровый проводник, думающий только о предстоящем деле. Полагаю, мне следует оценить его преданность Лейни, даже если он делает это только потому, что я плачу ему все, что мне досталось в наследство.
— Оденьтесь потеплее, — говорит он, когда мы готовимся к выходу. — Там на возвышенности ветер пронизывает до костей.
Снаружи мир преобразился. Белое покрывало укрывает все вокруг — деревья, крышу хижины, лошадей, которые стоят в загоне и фыркают в знак приветствия. Небо над головой ярко-голубое, а солнце отражается от снега с ослепительной силой. Вокруг нас возвышаются горы, величественные и безразличные к человеческой драме, разворачивающейся в их тени.
Здесь невероятно красиво, свежий морозный воздух наполняет мои легкие, и все же в этой красоте чувствуется что-то зловещее. Словно это всего лишь иллюзия, а под ледяной поверхностью скрывается тьма и порок.