Долина смерти
Шрифт:
В ответ — только тихий шепот снега, падающего с ветвей.
Я углубляюсь в лес, надеясь найти следы Дженсена. Снег здесь истоптан, множество следов накладываются друг на друга, и невозможно понять, какие принадлежат Дюку, какие Дженсену, а какие — чему-то еще, что может двигаться по этому лесу.
Где-то справа хрустит ветка, как выстрел в тишине. Я замираю, затаив дыхание, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь игру света и тени.
Ничего.
— Дженсен, — снова зову я, тише на этот раз. — Ты здесь?
Еще
Моя рука инстинктивно тянется туда, где должен быть пистолет, но находит только ткань куртки. Я проклинаю себя за то, что оставила его. Медленно отступаю к ближайшему дереву, чувствуя твердую опору за спиной.
— Я знаю, что ты здесь, — говорю я, пытаясь говорить уверенно, но получается плохо, потому что мне очень страшно. — Выходи!
Лес замирает, как будто хищник готовится к броску.
В кустах появляется рыжеватая фигура, под шкурой перекатываются мощные мускулы. Это горный лев, огромный, больше, чем я ожидала. Его янтарные глаза смотрят на меня, не отрываясь.
У меня перехватывает дыхание, в животе все сжимается от ужаса. Я слышала кучу советов о том, что делать, если встретишь горного льва, — казаться больше, шуметь, обороняться, если он нападет. Но в этот момент все эти знания забываются перед лицом первобытного страха.
Горный лев медленно шагает вперед, его огромная лапа хрустит на снегу. Я прижимаюсь спиной к дереву, отчаянно ища хоть какое-нибудь оружие, какую-нибудь возможность защититься.
Ничего нет.
Мы смотрим друг на друга, застыв в безмолвном противостоянии. Он раздувает ноздри, втягивая воздух. А потом вдруг останавливается. Его уши прижимаются к голове, и он тихо шипит, как будто почуял во мне что-то, что ему не нравится.
Горный лев отступает на шаг, потом еще на один, продолжая пристально смотреть на меня. Я замираю, едва дыша.
Вдруг треск сломанной ветки эхом разносится по лесу. Горный лев резко поворачивает голову в сторону звука и тут же исчезает — золотой молнией проносится по лесу.
— Кто здесь? — кричу я, мой голос дрожит.
— Обри! — слышу голос Дженсена, который пробивается сквозь тишину, а потом звук, с которым он продирается сквозь кусты. Меня захлестывает волна облегчения.
Через несколько мгновений Дженсен выходит из леса, в одной руке держит поводья Дюка, а в другой — винтовку, готовую к выстрелу. Его лицо меняется с обеспокоенного на сердитое, когда он видит меня.
— Какого черта ты тут делаешь? — спрашивает он, подходя ко мне. — Я сказал тебе оставаться с остальными!
— Я волновалась, — говорю я, и мой голос звучит слабее, чем мне хотелось бы. — Тебя слишком долго не было.
— И ты пошла одна в лес? — с каждым словом голос Дженсена становится все громче, в глазах
Да, понимаю.
— Там был горный лев, — говорю я, все еще пытаясь осознать произошедшее. — Он был совсем рядом, следил за мной. Он мог напасть, но не напал. Он убежал, когда услышал тебя.
Дженсен оглядывает лес.
— Горные львы не подходят к людям, если не голодны или не больны.
— Этот подошел, — настаиваю я. — Он был огромный, Дженсен. Он охотился на меня.
Он смотрит мне в лицо, и я вижу в его глазах целую бурю эмоций.
— Тебе повезло. Очень повезло, — его голос смягчается, беспокойство берет верх над гневом. — Ты не ранена?
— Нет. Только напугана, — протягиваю руку к Дюку, глажу его по шее, заглядываю в его темные, кажется, немного успокоившиеся глаза. — Ты нашел его, — говорю я, улыбаясь.
— Он сам уже возвращался, — говорит Дженсен. — Я знал, что он вернется. Умная лошадь всегда ищет безопасное место, — акцент на слове «умная» не оставляет сомнений в его подтексте.
— Прости, — говорю я, хотя часть меня ни о чем не жалеет. — Я не могла просто сидеть там, не зная, что с тобой. Я бы никогда себе этого не простила, если бы что-то случилось.
Челюсть Дженсена напрягается, в его глазах вспыхивает страсть, и я почти уверена, что он меня поцелует. Но он лишь качает головой.
— Наверное, мне должно быть приятно. Пойдем отсюда, пока мы не привлекли чье-то еще внимание.
Он отступает, и я понимаю, как сильно жаждала его прикосновений. Обычно я умею относиться к сексу легко, но после прошлой ночи я боюсь, что начинаю чувствовать к нему что-то, чего не должна. Не только физическое влечение, но и что-то большее.
Но это безумие. У нас и так все слишком сложно.
Мы идем в напряженном молчании. Дженсен ведет Дюка, я иду следом. Облегчение от спасения быстро сменяется ощущением, что мы не одни. Меня не покидает чувство, что за нами следят, что кто-то наблюдает за каждым нашим движением в лесу.
Я оглядываюсь, ожидая увидеть горного льва, притаившегося в засаде. Но вижу лишь деревья и тени. И все же это ощущение остается — тяжесть на затылке, инстинктивный страх перед хищником.
Дженсен, не сбавляя шага, хрипло бросает:
— Не оглядывайся. Просто иди.
— Мне кажется, за нами кто-то следит, — шепчу я.
— Я знаю, — отвечает он, и в его голосе слышится такая мрачность, что она холодит меня больше, чем этот мороз. — Именно поэтому мы не останавливаемся.
Мы продолжаем идти в тишине, каждый шаг приближает нас к относительной безопасности открытой котловины. Но с каждым пройденным метром ощущение, что за нами наблюдают, только усиливается, словно тот, кто смотрит, становится смелее, увереннее в своем преимуществе.