Домби и сын
Шрифт:
— Такъ точно-съ… то есть, конечно, если осмлюсь доложить, когда я приходилъ сюда въ иослдній разъ, вы изволили сказать…
— Я изволилъ сказать? — гнвно возразилъ м-ръ Каркеръ. — Что такое? что я теб сказалъ?
— Нтъ-съ, ничего… вы ничего не изволили сказать, сэръ, — лепеталъ Робинъ, озадаченный и совершенно спутанный суровымъ тономъ этихъ вопросовъ.
М-ръ Каркеръ оскалилъ зубы и, выстанляя впередъ указательный палецъ, замтилъ нсколько смягченнымъ голосомъ:
— Ты любезный, сколько я вижу, плутъ первой руки, и ужъ не сносить теб своей головы, за это я ручаюсь. Пропадешь, какъ паршивая
— О, пощадите меня, сэръ, помилосердуйте! вопилъ Точильщикъ, подернутый лихорадочною дрожью. — Я готовъ, сэръ, трудиться для васъ день и ночь… Я стану служить вамъ врой и правдой!
— Еще бы! конечно, врой и правдой, иначе теб будеть плохо.
— Да, да, сэръ, я увренъ въ этомъ. Покорно васъ благодарю. Приказывайте, что угодно, и вы увидите… потрудитесь испытать меня, сэръ, попробовать. A если я сдлаю что не такъ, какъ вы приказывали, то вы можете тотчасъ же убить меня.
— Великое дло убить тебя, щенокъ, — сказалъ м-ръ Каркеръ, облокачиваясь на спинку креселъ. — Нтъ, если вздумаешь меня обманывать, я расправлюсь такъ, какъ теб и на томъ свт не приснится!
— Да, сэръ, — бормоталъ пораженный Точильщикъ, — ужъ вы запропастите меня въ таръ-тарары, въ самую преисподнюю, сэръ, я это знаю. Поэтому ужъ я не измню вамъ, сэръ, хоть бы кто вздумалъ осыпать меня золотомъ съ ногъ до головы.
Потерявъ такъ нечаянно всякую надежду на похвалу за свою горячую ревность, ошеломленный Точильщикъ стоялъ передъ своимъ патрономъ съ такою неловкостью, какую часто въ подобныхъ случаяхъ испытываетъ дворняшка.
— Стало быть, говорю я, ты потерялъ свое прежнее мсто и теперь пришелъ просить, чтобы тебя приняли въ услуженіе?
— Точно такъ, сэръ.
Оставляя мсто, Точильщикъ дйствовалъ во всемъ по предписанію своего патрона; но и не думалъ, въ оправданіе себя, ссылаться на это обстоятельство.
— Ну! — продолжалъ м-ръ Каркеръ. — Вдь ты знаешь меня, плутъ?
— Знаю, сэръ.
— Смотри же, держи ухо востро, — сказалъ м-ръ Каркеръ.
Точильщикъ поспшилъ выразить низкими поклонами живйшее пониманіе этого предостереженія и задомъ попятился къ дверямъ въ сладкой надежд перевести на свобод духъ, какъ вдругъ неумолимый патронъ остановилъ его опять.
— Эй, ты! — вскричалъ м-ръ Каркеръ, подзывая его къ себ, — Ты привыкъ… запри сначала дверь!
Робинъ съ быстротою мысли исполнилъ приказаніе, какъ-будто отъ его проворства зависла теперь его жизнь.
— Ты привыкъ, любезный, заглядывать въ замочныя скважины. Знаешь ты, мошенникъ, что это значитъ?
— Знаю, сэръ, — пролепеталъ Робинъ посл нкотораго колебанія. — Я подслушивалъ бывало…
— Подсматривалъ, подкарауливалъ и такъ дале, — добавилъ м-ръ Каркеръ.
— Въ вашемъ дом, сэръ, я не стану этого длать; — отвчалъ Робинъ. — Ей Богу, сэръ, не стану. ГІровались я сквозь землю, лопни мои глаза, чтобы не видать мн ни дна, ни покрышки. Разв вы сами, сударь, изволите приказать…
— Увидимъ. Ты привыкъ еще болтать и шпіонить; брось здсь эту привычку, не то… смотри y меня, не пеняй, — заключилъ Каркеръ, улыбаясь и вмст длая грозный жестъ указательнымъ пальцемъ.
Точильщикъ вытянулъ шею и притаилъ дыханіе. Ему хотлось бы привести въ свидтельство чистоту своихъ намреній, но онъ могъ только вылупить глаза на улыбающагося джентльмена съ выраженіемъ раболпнаго
Вотъ какимъ способомъ Робинъ поступилъ на службу къ м-ру Каркеру. Съ этой поры усердный рабъ, отрекшійся отъ своей личности, закабалилъ себя душой и тломъ.
Черезъ нсколько мсяцевь безпорочной службы, въ одно прекрасное утро, Робмнъ отворилъ садовыя ворота м-ру Домби, который, по общанію, шествовалъ завтракать къ его хозяину. Въ ту же самую минуту явился и м-ръ Каркеръ, поспшившій встртить знаменитаго гостя и привтствовать его обоими рядами блистательныхъ зубовъ.
— Мн никогда и въ голову не приходило, — началъ Каркеръ, помогая ему слзть съ своей лошади, — что я буду имть удовольствіе видть васъ здсь. Это необыкновенный день въ моемъ календар. Такой человкъ, какъ вы, разумется, можетъ длать все, что ему угодно: случайности для него нипочемъ; но такой человкъ, какъ я… о, это совсмъ другая статья!
— У васъ, однако, недурная дача, — сказалъ м-ръ Домби, благоволившій ступить на лугъ и обозрвшій ближайшіе предметы.
— Вы это можете сказать, — отвчалъ Каркеръ. — Благодарю васъ.
— Нтъ, Каркеръ, не шутя, всякій можетъ это сказать. Мстоположеніе чудесное и чрезвычайно удобное, сколько, по крайней мр, можно судить по этой обстановк, — продолжалъ м-ръ Домби тономъ высочайшаго покровительства.
— Да, разв по этой обстановк, — небрежно возразилъ Каркеръ, — эта оговорка необходима. Очень вамъ благодаренъ. А, впрочемъ, объ этомъ не стоить распространяться. Не угодно ли вамъ пожаловатъ впередъ?
Войдя въ домъ, м-ръ Домби изволилъ благосклонно замтить объ изящномъ расположеніи комнатъ и о многочисленныхъ принадлежностяхъ комфорта, которыя бросились ему въ глаза. М-ръ Каркеръ смиренно выслушалъ такой отзывъ и замтилъ, что весьма хорошо понимаетъ его истинное значепіе.
— А, впрочемъ, — прибавилъ онъ, — дача въ самомъ дл недурная, даже, можетъ быть, лучше, нежели на какую можетъ разсчитывать подобный мн горемыка. Но ваше мнніе, м-ръ Домби, во всякомъ случа преувеличено; и немудрено: вы, по своему положенію, слишкомъ удалены отъ бдныхъ людей. Такъ точно сильные міра всегда находятъ нкоторыя пріятности и удовольствія въ жалкой жизни какого-нибудь нищаго.
При этой выходк фальшивый ротъ открылся во всемъ объем, и любопытный наблюдатель могъ бы безпрепятственно пересчитать вс зубы интереснаго собесдника. Въ продолженіе разговора, Каркеръ не сводилъ глазъ съ своего гостя, и взоръ его сдлался еще проницательне, когда м-ръ Домби, остановившись передъ каминомъ въ позиціи, въ совершенств изученной его подчиненнымъ, началъ обозрвать картины, висвшія на стнахъ. Онъ слдилъ за малйшимъ его движеніемъ, тщательно замчая каждый пунктъ, обращавшій на себя вниманіе гостя. Наконецъ, когда взоръ м-ра Домби остановился въ особенности на одной картин, Каркеръ, казалось, притаилъ дыханіе, и весь обратился въ кошку, сторожившую лакомый кусокъ; но, сверхъ всякаго ожиданія, глазъ великаго командира равнодушно перешелъ отъ картины на другіе предметы, какъ будто это была ничтожнйшая изъ всхъ вещей въ роскошной мебели м-ра Каркера.