Домби и сын
Шрифт:
— Прошу извинить, — сказалъ Каркеръ, усаживаясь опять на стулъ противъ м-ра Домби, — но для меня необходимы нкоторыя поясненія. Знаетъ ли м-съ Домби, что вы намрены сдлать меня органомъ вашего неудовольствія?
— Знаетъ.
— A зачмъ она знаетъ? — быстро возразилъ Каркеръ.
— Какъ зачмъ? — я ей говорилъ.
— Такъ. A зачмъ вы говорили, смю спросить? Извините, — продолжалъ Каркерь, улыбаясь и положивъ свою бархатную руку на плечо м-ра Домби, — но мн надобно хорошо знать сущность дла, чтобы тмъ успшне совершить важное порученіе, отъ котораго, нтъ сомннія, должны произойти самыя благодтельныя послдствія. Кажется, впрочемъ, я съ удовлетворительною ясностью представляю себ главныя обстоятельства. Я не имю счастья пользоваться добрымъ мнніемъ м-съ Домби. Въ
— Можетъ быть.
— Слдовательно, для нея тмъ непріятне будетъ узнать о вашемъ неудовольствіи именно черезъ меня?
— Каркеръ, я вамъ говорилъ и еще повторяю, что нтъ никакой надобности вамъ или мн принимать въ соображеніе тотъ или другой образъ мыслей м-съ Домби. Пусть предположеніе ваше справедливо; что же изъ этого?
— Извините. Но если я хорошо васъ понимаю, дло идетъ, кажется, о томъ, чтобы унизить, во что бы то ни стало, гордость м-съ Домби… я осмлился употребить это слово для выраженія качества, которое, будучи приведено въ свои приличныя границы, неоспоримо содйствуетъ къ возвышенію очаровательныхъ прелестей леди, столь знаменитой по своей красот и талантамъ. Словомъ сказать, сэръ, вы хотите наказать… то есть, не то, чтобы наказать, a обратить свою супругу къ предламъ подчиненности, которая теперь отъ нея требуется по естественному и законному праву.
— Каркеръ, вамъ должно быть извсгно, что я не привыкъ никому отдавать подробныхъ отчетовъ въ своемъ поведеніи. Я вамъ не возражаю и не хочу возражать. Но если вы сами имете что-нибудь сказать противъ изложенныхъ пунктовъ, — говорите; это другой вопросъ. Признаюсь, однако, я никакъ не предполагалъ, чтобы довріе мое, въ какомъ бы то ни было случа, могло васъ унизить…
— М_е_н_я унизить! О, Боже мой! — воскликнулъ Каркеръ, всплеснувъ руками.
— Или поставить васъ въ ложное положеніе!
— М_е_н_я въ ложное положеніе! — возразилъ Каркеръ, исполненный горестными чувствованіями, — я горжусь… я съ величайшимъ восторгомъ готовъ взяться за исполненіе вашего порученія, и будьте убждены, я сумю оправдать довріе, котораго меня удастаиваютъ. Признаюсь, мн никакъ бы не хотлось быть предметомъ постояннаго негодованія леди, къ ногамъ которой собираюсь повергнуть свое ревностное усердіе; она ваша супруга, и этого довольно, чтобы я питалъ къ ней глубокое уваженіе, но при всемъ томъ ваше желаніе было и будетъ для меня священнымъ закономъ, предъ которымъ уничтожаются всякія другія отношенія. Къ тому же, какъ скоро м-съ Домби обратится на истинный путь, отказавшись отъ мелкихъ заблужденій, легко объясняемыхъ новостью ея положенія, то я смю надяться, она увидитъ тогда въ моемъ слабомъ участіи зародышъ глубочайшаго къ вамъ уваженія и пойметъ, что я готовъ пожертвовать для васъ всми благами на свт. Вотъ это только и утшаетъ меня въ настоящемъ положеніи, которое, согласитесь, слишкомъ затруднительно для всякаго, кто проникнутъ сознаніемъ чести и долга. Заране радуюсь успху возложеннаго на меня порученія и не сомнваюсь, что благоразумное объясненіе еще боле укрпитъ нжнйшія узы любви и уваженія, которыми соединена съ вами прелестнйшая, прекраснйшая, очаровательнйшая изъ всхъ женщинъ.
Въ эту минуту м-ръ Домби, казалось, опять увидлъ руку очаровательнйшей женщины, протянутую къ дверямъ, и въ сладкомъ язык повреннаго агента опять услышалъ повтореніе словъ: "Мы чужіе съ этого времени, и ничто не можетъ насъ боле удалить другъ отъ друга!" Но онъ скоро прогналъ этотъ фантастическій образъ и, не измняя своего ршенія, сказалъ:
— Конечно, Каркеръ, конечно. Я не сомнваюсь.
— Больше ничего? — промолвилъ Каркеръ, поставивъ стулъ на прежнее мсто — они еще не кончили завтрака — и съ подобострастнымъ вниманіемъ дожидаясь отвта.
— Ничего больше, — сказалъ м-ръ Домби. — Замтьте хорошенько, Каркеръ, что во всхъ этихъ переговорахъ, производимыхъ черезъ васъ, я ни п_о к_а_к_о_м_у п_о_в_о_д_у не допускаю никакихъ возраженій или отговорокъ со стороны м-съ Домби. Вы примите мры
М-ръ Каркеръ согласился на все съ безмолвнымъ благоговніемъ, и потомъ они оба, каждый съ удовлетворительнымъ апетитомъ, принялись оканчивать завтракъ. Явился и Точильщикъ по первому мановенію своего всемогущаго чародя, готовый для его удовольствія во всякую минуту сломить себ шею. Немедленно посл завтрака подвели коня м-ру Домби, и когда вслдъ за тмъ Каркеръ слъ на свою лошадь, они оба отправились въ Сити.
М-ръ Каркеръ былъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа и повелъ оживленную рчь съ увлекательнымъ краснорчіемъ. М-ръ Домби изволилъ слушать съ высочайшей охотой и по-временамъ благосклонно длалъ краткія замчанія, долженствовавшія поддержать разговоръ. Такъ они хали оба спокойно и чинно, вполн довольные другъ другомъ. Домби, какъ и слдуетъ, величаво держалъ шею на своемъ туго накрахмаленномъ галстук и еще величественне вытягивалъ ноги на своихъ очень длинныхъ стременахъ. Опустивъ поводья и поднявъ хлыстикъ, онъ даже не смотрлъ, куда несетъ его благородный конь. На этомъ законномъ основаніи благородный конь имлъ полное право споткнуться среди дороги на огромный камень, сбросить черезъ гриву своего всадника, лягнуть его своимъ звонкимъ металлическимъ копытомъ и въ заключеніе обнаружить твердое намреніе повалиться на него всею тяжестью своего тучнаго тла.
Каркеръ, отличный наздникъ и проворный слуга, въ одно мгновенье соскочилъ съ сдла и помотъ барахтающемуся коню встать на вс четыре ноги въ почтительномъ отдаленіи отъ всадника, лежавшаго среди дороги. Одной минутой позже, и довріе ныншняго утра была бы послднимъ въ жизни Домби. Несмотря на торопливость и крайнюю запутанность движеній, Каркеръ, нагибаясь надъ своимъ низверженнымъ начальникомъ, не замедлилъ выставить вс свои блоснжные зубы и съ мефистофелевской улыбкой прошепталъ: "Вотъ теперь-то м-съ Домби иметъ основательную причину гнваться на правую руку своего супруга".
Между тмъ, м-ръ Домби, безчувственный и облитый кровью, струившейся по голов и по лицу, немедленно, подъ надзоромъ Каркера, былъ отнесенъ рабочими, занятыми починкой дороги, въ ближайшій трактиръ, куда черезъ нсколько минутъ со всхъ сторонъ нахлынули почтенные хирурги, привлеченные на мсто приключенія таинственнымъ инстинктомъ, подобно коршунамъ, которыхъ тотъ же инстинктъ и съ такою же поспшностью наводитъ на трупъ верблюда, издохшаго среди пустыни. Когда паціентъ, посл нкоторыхъ трудовъ, приведенъ былъ въ чувство, джентльмены принялись разсуждать о свойств его ранъ. Первый хирургъ, жившій подл трактира, доказывалъ весьма убдительно, что м-ръ Домби во многихъ мстахъ переломилъ ногу. Такого же мннія былъ и трактирщикъ. Другіе два хирурга, имвшіе жительство далеко отъ мста приключенія, и которыхъ привелъ сюда случай, опровергали это мнніе съ рдкимъ безкорыстіемъ и такъ побдоносно, что подъ конецъ консультаціи состоялось ршеніе такого рода: "Такъ какъ больной, собственно говоря, не переломилъ ни одной кости, a получилъ только контузію, хотя довольно сильную, и повредилъ одно ребро, то отсюда и слдуетъ, что его сегодня же къ вечеру надлежитъ перевезти изъ трактира въ его собственный домъ, наблюдая при этомъ дйствіи всевозможныя предосторожности". Когда раны были перевязаны и омыты, что, натурально, заняло довольно времени, и паціентъ уложенъ въ постель, м-ръ Каркеръ опять вскочилъ на своего кокя и поскакалъ съ горестною встью.
Въ эту минуту, боле чмъ когда-либо, вся его физіономія выражала жестокость и лукавство, хотя вообще черты его лица были довольно правильны и даже прекрасны. Взволнованный сильными ощущеніями, онъ летлъ во весь опоръ какъ охотникъ, преслдовавшій, вмсто дикаго звря, женщинъ и мужчинъ. Наконецъ, въхавъ въ тсныя и многолюдныя улицы, Каркеръ сдержалъ поводья, и, предоставивъ блоногому коню самому выбирать дорогу, онъ съ обыкновеннымъ комфортомъ развалился на сдл и выставилъ передъ почтенной публикой свои перловые зубы.