Домохозяйка
Шрифт:
— Нет, я лучше пойду наверх, отдохну. Но все равно спасибо за приглашение.
— Вот как? Ты уверена?
Нина шлепает мужа по руке.
— Энди, Милли целый день трудилась. Вряд ли ей хочется ужинать со своими нанимателями. Она хочет только отправиться наверх, лечь и рассылать эсэмэски друзьям. Верно, Милли?
— Верно, — соглашаюсь я, хотя друзей у меня нет. Во всяком случае, не на свободе.
Не похоже, чтобы Эндрю это сильно огорчило. Он всего лишь проявил вежливость, не приняв во внимание тот факт, что Нина не хочет видеть меня за обеденным столом. Ну и нормально. Мне совсем не нужно, чтобы она почувствовала
6
Я уж и позабыла, как это здорово — спать с вытянутыми ногами.
Впрочем, койка не бог весть что. Матрас весь комками, и пружины дико скрипят, когда я сдвигаюсь хотя бы на миллиметр. Но все же она намного лучше заднего сиденья моей машины. И что еще более чудесно — если мне нужно ночью воспользоваться туалетом, он тут же, рядом! Не надо срываться, нестись куда-то в темноте, а потом делать свои дела, держа наготове перцовый баллончик. Баллончик мне теперь вообще больше ни к чему.
Лежать на нормальной кровати так приятно, что не успевает моя голова коснуться подушки, как я уже сплю.
Когда я открываю глаза, еще темно. В панике сажусь на постели, пытаясь вспомнить, где я. Сознаю лишь, что не в своей машине. Проходит несколько секунд, прежде чем ко мне возвращаются события последних дней. Нина берет меня на работу. Я переселяюсь из автомобиля в дом. Засыпаю на настоящей постели.
Мое дыхание постепенно успокаивается.
Я шарю рукой по комоду у кровати в поисках телефона, который подарила Нина. Время 3:46 утра. Начинать день рановато. Выпрастываю ноги из-под колючего одеяла и встаю с кровати. Постепенно глаза привыкают к лунному свету, проникающему через крошечное окошко. Схожу в туалет, а потом попытаюсь снова заснуть.
Голые доски пола скрипят под моими ногами. Я зеваю, не торопясь потягиваюсь, касаясь при этом кончиками пальцев лампочек под потолком. В этой каморке я чувствую себя великаншей.
Подхожу к двери, берусь за ручку и…
Она не поворачивается.
Паника, уже было покинувшая меня, когда я поняла, где нахожусь, возвращается с удвоенной силой. Дверь заперта. Уинчестеры заперли меня в этой комнате. Нина заперла! Но зачем, почему? Это что, какая-то идиотская игра? Они специально искали бывшую заключенную, чтобы закрыть ее здесь? Ведь меня никто не хватится. Провожу пальцами по царапинам на двери. Кто была та несчастная, пытавшаяся вырваться отсюда?
Так я и знала — уж слишком все хорошо, чтобы быть правдой. Даже если приходится убирать дико засвиняченную кухню, для меня это работа мечты. Я знала, что Нина должна была проверить мою биографию. Она, вероятно, заперла меня здесь, посчитав, что мою пропажу никто не обнаружит.
Возвращаюсь мыслями на десять лет назад и вспоминаю первую ночь, когда дверь моей камеры захлопнулась за мной и я осознала, что эта клетка станет моим домом на долгое-долгое время. Я поклялась себе, что если когда-нибудь выйду на свободу, то никогда больше не позволю поймать себя в ловушку. Но не прошло и года с того момента, как я освободилась, и вот пожалуйста.
Стоп, у меня же есть телефон! Я могу позвонить 911.
Хватаю телефон с комода. Днем здесь был сигнал, но сейчас его нет. Ни одной черточки. Вообще ничего.
Мне не вырваться отсюда. У меня только крохотное оконце, которое не открывается и выходит
И что теперь делать?
Дергаю за ручку еще раз, раздумывая, не получится ли как-то вышибить дверь. И вдруг, когда я нажимаю резче, ручка поворачивается.
И дверь распахивается.
Пошатываясь и задыхаясь, выхожу в коридор. Стою некоторое время, ожидая, когда успокоится сердце. Оказывается, никто меня не запирал. У Нины не было никакого сумасшедшего плана заманить меня сюда. Просто замок заело.
И все равно мне не удается стряхнуть неприятное чувство, что нужно убираться отсюда, пока у меня еще есть такая возможность.
7
Спустившись утром на первый этаж, я обнаруживаю, что Нина систематически громит кухню.
Она вытащила каждую кастрюлю и каждую сковородку из шкафа под прилавком. Скинула половину тарелок с сушилки над мойкой — осколки валяются по всему полу кухни. Как раз сейчас она выбрасывает продукты из холодильника. Я с замиранием сердца слежу, как она вытаскивает пакет молока и швыряет его все на тот же многострадальный пол. Пакет лопается, молоко выплескивается, белая река обтекает кастрюли, сковородки и разбитые тарелки.
— Нина? — с опаской говорю я.
Та замирает с бейглом в руке. Резко поворачивает голову и смотрит на меня:
— Где они?
— Где… где что?
— Мои заметки! — испускает она истошный вопль. — Я оставила заметки к сегодняшнему собранию КУР на кухонном прилавке! А теперь их там нет! Куда ты их задевала?
Во-первых, с чего она вообразила, что заметки каким-то образом оказались в холодильнике? Во-вторых, я уверена, что никуда их не девала. В смысле, уверена на девяносто девять процентов. Есть хотя бы крохотный шанс, что на стойке лежал маленький скомканный листок бумаги, который я приняла за мусор и выбросила? Да. Такую возможность исключить нельзя. Но я была очень внимательна, чтобы ненароком не выбросить какой-нибудь не-мусор. Хотя, если честно, почти все тут было сплошной мусор.
— Я никуда их не девала, — отвечаю я.
Нина упирает кулаки в бока.
— Значит, ты утверждаешь, что мои заметки сами собой куда-то ушли?
— Нет, я такого не говорила. — Делаю к ней осторожный шаг, и под моей кроссовкой хрустят осколки разбитой тарелки. Делаю умственную заметку никогда не входить в кухню босиком. — Может, вы оставили их где-то в другом месте?
— Ничего подобного! — рявкает она. — Я оставила их здесь! — Она хлопает ладонью по кухонному прилавку с такой силой, что я вздрагиваю. — Вот прямо здесь, на этом прилавке. А сейчас их нет! Улетучились!
Суматоха привлекла внимание Эндрю Уинчестера. Он заходит на кухню, одетый в темный костюм, который делает его еще красивее, чем вчера, если это вообще возможно. Завязывает на ходу галстук, но, увидев безобразие на полу, замирает на середине процесса.
— Нина?
Нина поворачивается к мужу с глазами, полными слез.
— Милли выбросила мои заметки к сегодняшнему собранию!
Я открываю рот, чтобы запротестовать, но какой смысл в протестах? Нина уверена, что я выбросила ее бумажки, и ведь может статься, что я таки выбросила их. Но если они такие важные, зачем же оставлять их на кухонном прилавке? Если вспомнить, как кухня выглядела вчера, заметки были обречены.