Домохозяйка
Шрифт:
Я на секунду задерживаюсь в гостиной, не зная, что делать — идти на кухню раскладывать продукты или бежать за Энцо. Решение принимается за меня, когда Нина, одетая в белый брючный костюм, сходит по лестнице в гостиную. Не думаю, что когда-либо видела ее в чем-то, кроме белого, — этот цвет, безусловно, очень идет к ее волосам, но мысль о том, как сохранять всю эту белизну незапятнанной, попросту сводит меня с ума, ведь стирку теперь, конечно, тоже взвалят на меня. Делаю себе заметку: в следующий раз, когда пойду в супермаркет, купить
Нина видит меня посреди гостиной, и ее брови взлетают куда-то под волосы:
— Милли?
Я натужно улыбаюсь:
— Да?
— Я слышала голоса здесь внизу. У тебя были гости?
— Нет, никого не было.
— Ты не должна приглашать в наш дом посторонних. — Она хмурится. — Если ты хочешь, чтобы к тебе пришли гости, ты должна спросить разрешения и дать нам знать минимум за два дня. И я бы попросила тебя принимать их у себя в комнате.
— Да это был всего лишь тот парень — ландшафтный дизайнер, — объясняю я. — Помог мне занести продукты в дом. Вот и все.
Я думала, что мое объяснение успокоит Нину, но ее глаза, наоборот, сужаются еще больше. Веко на правом подергивается.
— Ландшафтный дизайнер? Энцо? Он был здесь?
— Угу. — Я тру себе затылок. — Вот, значит, как его зовут? Я не знала. Он только занес пакеты внутрь.
Нина вглядывается в мое лицо, словно хочет раскусить, не вру ли я.
— Я не желаю видеть его в доме. Никогда больше! Он вечно весь в грязи. Я слишком тяжело работаю, чтобы содержать дом в чистоте.
Даже не знаю, что на это сказать. Энцо вообще-то вытер ноги при входе, так что он совсем не наследил здесь. А тот бардак, что царил в доме вчера, когда я впервые вошла в этот дом, — таков, значит, результат усилий Нины по поддержанию чистоты?
— Ты меня поняла, Милли? — настаивает она.
— Да, — быстро отвечаю я. — Поняла.
Она окидывает меня взглядом, от которого мне становится очень не по себе. Я переминаюсь с ноги на ногу.
— Кстати, почему ты больше не носишь очки?
Мои пальцы сами собой дергаются к лицу. Зачем я только напялила те дурацкие очки на интервью? Не стоило это делать. И не стоило лгать, когда она спросила про них вчера.
— Э-э…
Нина выгибает бровь:
— Я была в ванной на чердаке и нигде не увидела раствора для контактных линз. Я не собиралась разнюхивать, мне только хотелось удостовериться, что у тебя нет проблем со зрением, на случай если тебе будет необходимо отвезти куда-нибудь моего ребенка.
— Да, конечно… — Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы. Лучше сразу во всем признаться. — Дело в том, что… — Прочищаю горло. — Мне на самом деле не нужны очки. Те, что я носила на интервью… они были, как бы это выразиться… для декорации. Вы понимаете?
Она облизывает губы.
— Ах вот оно что. Значит, ты мне солгала.
— Я не лгала. Это была… просто дань моде.
— Угу. — (Ее голубые глаза — настоящий
— А… — Я заламываю руки. — Ну вроде… Да, в этот раз я солгала. Просто мне было очень неловко признаваться насчет очков… Я очень, очень сожалею.
Уголки ее губ опускаются.
— Пожалуйста, больше никогда мне не лги.
— Не буду! Мне очень жаль.
Она еще несколько секунд всматривается в меня своими непроницаемыми глазами. Затем окидывает взглядом гостиную, задерживая его на каждой поверхности.
— И будь добра, убери в этой комнате. Я плачу тебе не за то, чтобы ты флиртовала с садовником.
С этими словами Нина шагает к двери и захлопывает ее за собой.
9
Вечером Нина отправилась на собрание КУР — то самое, что я испортила, выбросив ее заметки. Они с другими родителями собирались там же и отужинать, поэтому мне поручено приготовить ужин для Эндрю и Сесилии.
Без Нины в доме становится гораздо спокойнее. Не знаю как это получается, но бьющая в ней ключом энергия заполняет все пространство. Сейчас я одна на кухне, поджариваю филе миньон, прежде чем сунуть его в духовку. В хозяйстве Уинчестеров царит божественная тишина. Какая благодать. Эта работа была бы просто идеальной, если бы не моя хозяйка.
Эндрю точно знает, когда приходить домой: он появляется ровно в тот момент, когда я вынимаю мясо из духовки и даю ему охладиться на столе. Он заглядывает в кухню:
— Опять волшебный аромат!
— Спасибо. — Добавляю еще немного соли в картофельное пюре, уже смешанное с маслом и сливками. — Вы не скажете Сесилии, чтобы она сошла вниз? Я звала ее уже два раза, но… — Вообще-то я звала ее уже три раза. Никакой реакции.
Эндрю кивает:
— Нет проблем.
Вскоре после того как он удаляется в столовую и зовет дочь, на лестнице слышатся ее быстрые шаги. Вот, значит, как.
Я накладываю на две тарелки мясо, пюре и горку брокколи. Порция у Сесилии чуть поменьше, и я не буду настаивать, чтобы она съела брокколи. Если ее отец хочет, чтобы дочка ела капусту, пусть он ее и заставляет. Но я была бы недобросовестной поварихой, если бы не подала овощи. Когда я была ребенком, моя мать строго следила за тем, чтобы на обеденной тарелке всегда были овощи.
Уверена, мать до сих пор задается вопросом, где она допустила промах в моем воспитании.
На Сесилии очередное дурацкое платье, непрактично светлое. Я никогда не видела, чтобы она ходила в одежде, в которой ходят нормальные дети, и что-то в этом чувствуется не то. В платьях Сесилии нельзя играть, они слишком неудобные, и на них заметна малейшая грязь.
Она садится за обеденный стол, берет салфетку и изящным движением раскладывает ее на коленях. Я на секунду очарована. И тут Сесилия открывает рот.