Домохозяйка
Шрифт:
Сминаю в левом кулаке одеяло. Мой взгляд мечется по чердаку в поисках Эндрю — может, он спрятался где-то в темном углу? Вдруг замечаю у окошка какое-то движение, и со мной едва не случается сердечный приступ, прежде чем я соображаю, что это птица.
Где он? И как вырвался оттуда? Может, там есть тревожная кнопка, о которой я не знаю, — способ выбраться, на случай если он сам окажется в такой ситуации? Хотя это вряд ли. Он же держал те тяжеленные книги на своем паху несколько часов подряд. Зачем, если все это время у него была возможность
В любом случае, если он вышел из каморки, он, конечно, кипит от злости.
Нужно убираться из этого дома. Немедленно.
Мои глаза вновь устремляются на телефон. И тут на экране что-то шевелится. Я испускаю медленный вздох облегчения. Эндрю все-таки в комнате. Забрался под одеяло на койке. Я не видела его, потому что он лежал очень тихо.
Перематываю видео назад. Вижу, как Эндрю лежит на полу, мучительно гримасничая под весом книг. Пять часов. Он выдержал пять часов. Значит, если я собираюсь выполнить свое обязательство, мне придется его сейчас освободить.
Я не тороплюсь. Принимаю долгий горячий душ. Напряжение в затылке отпускает по мере того, как теплая вода омывает мое тело. Я знаю, что делать дальше. И я готова.
Надеваю удобную футболку и джинсы. Собираю волосы в «конский хвост» и опускаю телефон Энди в карман. Затем беру одну штуковину, которую нашла вчера в гараже, и кладу в другой карман.
Взбираюсь по скрипучим ступеням на чердак. Я ходила по ним достаточно, чтобы заметить: скрипят отнюдь не все ступени, только некоторые. Вторая, например, ну очень громкая. И самая верхняя.
Добравшись до двери, стучусь в нее. Смотрю в телефон на цветное изображение каморки. Тело Эндрю не сдвинулось ни на дюйм.
От тревоги волоски на моем затылке шевелятся. Эндрю не пил примерно двенадцать часов. Он сейчас очень ослаблен. Помню, как чувствовала себя вчера, измученная жаждой. Может, он без сознания? И что теперь делать?
Но тут Эндрю шевелится на койке. Затем с трудом садится на постели и протирает глаза ладонями.
— Эндрю, — говорю я. — Я вернулась.
Он поднимает глаза и смотрит прямо в камеру. Меня знобит при мысли, чтo он со мной сделает, если я открою дверь. Если я открою дверь, он затащит меня внутрь за мой конский хвост. И, прежде чем выпустить, заставить делать такое, что волосы встанут дыбом от ужаса. Если вообще когда-нибудь выпустит.
Он поднимается на дрожащие ноги. Подходит к двери и без сил наваливается на нее.
— Я все сделал. Выпусти меня.
Ага. Обязательно.
— Понимаешь, како дело, — говорю я. — Ночью видео на некоторое время пропадало. Такая досада, не находишь? Так что, боюсь, придется тебе…
— Я не стану это делать опять! — ревет он. Лицо у него багровое, и это не от перцового спрея. — Ты должна меня освободить, Милли! Я не шучу!
— Освобожу, освобожу, — уверяю я. — Только не сейчас.
Эндрю делает шаг назад,
И врезается в дверь с такой силой, что та сотрясается на петлях, но с места не сдвигается.
Он опять разбегается. Вот дерьмо.
— Послушай, — говорю я. — Я тебя выпущу. Но только сначала сделай для меня кое-что.
— Пошла ты на х..! Я тебе не верю.
Он снова обрушивается всем своим телом на дверь. Та сотрясается, но остается целой и невредимой. Весь дом относительно новый и сработанный на совесть. Интересно, у Эндрю получится выломать дверь? Возможно, да — когда он был в самой лучшей своей форме. Но сейчас он обезвожен. К тому же трудно выломать дверь изнутри, когда она открывается туда же.
Он тяжело дышит. Прислоняется к створке, стараясь восстановить дыхание. Физиономия еще краснее, чем была раньше. Нет, у него явно не хватит сил выломать дверь.
— И что я должен сделать? — с трудом выговаривает он.
Я вынимаю из кармана то, что взяла в гараже, — плоскогубцы. Нашла в ящике с инструментами. Просовываю их в щель под дверью.
По другую сторону двери Эндрю наклоняется и подбирает плоскогубцы с пола. Вертит их в руках. Хмурится.
— Не понимаю. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Ну… понимаешь, было трудно судить, сколько на самом деле времени ты продержал книги на себе. Так будет гораздо легче. Одноразовое действие.
— Не понимаю.
— Все просто. Если ты хочешь выйти из этой комнаты, ты должен вырвать себе зуб.
Наблюдаю за его лицом в телефон. Его губы кривятся в гримасе, и он швыряет плоскогубцы на пол.
— Это у тебя такие шуточки, да? Черта с два я стану это делать! Не дождешься!
— Полагаю, — отвечаю я, — еще несколько часов без воды — и у тебя появятся другие мысли.
Он опять разбегается. Собирает все свои силы. Бежит к двери и обрушивается на нее всей своей тяжестью. И опять дверь сотрясается, но не подается. Он заносит кулак, впечатывает его в твердую древесину створки и… взвывает от боли. Нет, честно, лучше бы уж он вырвал себе зуб. В баре, где я работала, один парень напился и всадил кулак в стенку. Сломал себе косточку в запястье. Я бы не удивилась, узнав, что Эндрю только что сделал то же самое.
— Выпусти меня! — вопит он. — Выпусти меня из этой е…ой клетки немедленно!
— Выпущу. Ты знаешь, что тебе нужно для этого сделать.
Он нянчит свою правую кисть в левой. Затем падает на колени и сгибается почти пополам. Левой рукой подбирает плоскогубцы и подносит ко рту. Я затаиваю дыхание.
Неужели он это сделает? Нет, я этого не вынесу. Закрываю глаза, чтобы ничего не видеть.
И слышу мучительный вой. Тот же самый звук издал Данкен, когда я двинула его по черепу. Я невольно распахиваю глаза. Эндрю все еще на экране. По-прежнему на коленях. Он наклоняет голову и рыдает, как маленький ребенок.