Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)
Шрифт:
— Ничего не удивитъ меня, сказалъ Донъ-Кихотъ, потому что если у тебя хорошая память, такъ ты, вроятно, помнишь, говорилъ ли я теб прошлый разъ, когда мы ночевали въ этомъ дом, что все здсь очаровано, и все длается посредствомъ очарованія. Мудрено ли, если и теперь случилось здсь что-нибудь подобное.
— Я бы поврилъ вамъ, отвчалъ Санчо, еслибъ мои прыжки на одял похожи были на очарованіе, въ несчастію, это было самое истинное, вовсе не воображаемое дло. Я видлъ собственными глазами, какъ этотъ самый хозяинъ, который и теперь здсь, держалъ за конецъ одяло, и какъ онъ заставлялъ меня подпрыгивать въ небесамъ, весело и ехидно подтрунивая надо иной. И какъ ни глупъ и ни гршенъ я, все же я понимаю, что если я могу узнавать людей, то значитъ я столько же очарованъ, какъ моя рука и когда сыпятся на меня кулаки и остаются на мн синяки, такъ я такъ и принимаю ихъ за кулаки и синяки, а вовсе не за очарованія.
— Полно, полно, мой
Тмъ временемъ, какъ Санчо помогалъ Донъ-Кихоту одваться, священникъ разсказалъ донъ-Фернанду и его спутникамъ о сумасшествіи рыцаря, о томъ, какъ выманили его съ Бдной скалы, на которую привела его, какъ онъ полагалъ, суровость его даны, и обо всхъ остальныхъ приключеніяхъ Донъ-Кихота, разсказанныхъ священнику Санчо. Все это разсмшило и изумило донъ-Фернанда и его друзей. Имъ казалось, какъ это кажется впрочемъ всмъ, что помшательство Донъ-Кихота было ршительно безпримрно въ своемъ род. Священникъ добавилъ, что теперь, благодаря счастливому превращенію принцессы, нужно оставить прежній планъ и придумать какую-нибудь новую хитрость, при помощи которой можно было бы привести Донъ-Кихота домой. Карденіо предложилъ свои услуги для продолженія начатой комедіи, въ которой Лусинда могла очень удобно разыгрывать роль Доротеи.
— Нтъ, нтъ, воскликнулъ донъ-Фернандъ; пусть Доротея продолжаетъ свою роль и если деревня этого добряка недалеко, то мн будетъ очень пріятно способствовать его излеченію.
— Отсюда не боле двухъ дней пути до нашего мстечка, сказалъ священникъ.
— И если даже боле, отвтилъ донъ-Фернандъ, то я съ удовольствіемъ совершу этотъ путь для добраго дла.
— Въ эту минуту въ комнату вошелъ Донъ-Кихотъ, покрытый всмъ своимъ оружіемъ: съ мамбреновскимъ шлемомъ (не смотря на то, что онъ былъ весь измятъ) на голов, съ щитомъ и копьемъ въ рукахъ. Это странное видніе изумило донъ-Фернанда и его друзей. Они съ удивленіемъ глядли на это сухое и желтое, въ полъ аршина длины лицо, на этотъ сборъ разнокалибернаго оружія, на эту спокойно величественную осанку, безмолвно ожидая, что скажетъ имъ этотъ диковинный господинъ. Донъ-Кихотъ, устремивъ съ серьезнымъ видомъ глаза на Доротею, важно сказалъ ей:
— Прекрасная и благородная дама! я узналъ отъ моего оруженосца, что ваше величіе рушилось и ваше бытіе уничтожилось, что изъ царицы вы превратились въ простую женщину. Если это сдлано по приказанію царственнаго кудесника, вашего родителя, сомнвающагося, быть можетъ, въ томъ, достоинъ ли я сопровождать васъ; въ такомъ случа, мн остается только сказать вамъ, что родитель вашъ очень мало знакомъ съ рыцарскими исторіями. Еслибъ онъ внимательно прочелъ и перечелъ ихъ, то увидлъ бы, что рыцари, далеко не пріобртшіе такой извстности какъ я, приводили въ счастливому концу боле трудныя предпріятія, чмъ то, которое выпало теперь на мою долю. Право, это не Богъ знаетъ, что за штука такая: убить какого-нибудь маленькаго великана, какъ бы онъ ни былъ ужасенъ. Очень немного времени тому назадъ я встртился съ нимъ лицомъ къ лицу и…. но я не скажу боле ни слова, чтобы вы не подумали, что я солгалъ; всеоткрывающее время договоритъ за меня въ ту минуту, когда мы меньше всего будемъ этого ожидать.
— Это вы съ двумя мхами вина, а не съ великаномъ повстрчались лицомъ въ лицу, заговорилъ хозяинъ; но донъ-Фернандъ подалъ ему, въ ту же минуту, знакъ не перебивать Донъ-Кихота.
— Я скажу вамъ, наконецъ, высокая, развнчанная дама, продолжалъ рыцарь, что если отецъ развнчалъ васъ, вслдствіе предполагаемой мною причины, то вы, пожалуйста, не безпокойтесь объ этомъ, потому что нтъ на свт такой опасности, которой не поборолъ бы этотъ мечъ. Кладя, въ эту минуту, къ ногамъ вашимъ голову вашего врага, онъ, врьте мн, вскор наднетъ на вашу голову, принадлежащую вамъ корону.
Донъ-Кихотъ остановился, ожидая отвта принцессы, и Доротея, зная, что донъ-Фернандъ ршился продолжать начатую мистификацію до тхъ поръ, пока Донъ-Кихота не привезутъ домой, отвтила ему весьма ловко и серьезно: «рыцарь печальнаго образа! кто сказалъ вамъ о моемъ превращеніи, — тотъ солгалъ, потому что я остаюсь сегодня тмъ же, чмъ была вчера. Правда, благодаря нкоторымъ случайностямъ, со мною произошла маленькая перемна, вознесшая меня на верхъ блаженства; тмъ не мене, повторяю вамъ, я осталась тмъ, чмъ была, нуждаясь, по прежнему, въ заступничеств вашей непобдимой руки. Не подозрвайте же, благородный рыцарь, моего отца и считайте его человкомъ мудрымъ и опытнымъ, если онъ могъ при помощи своей науки открыть такое легкое и врное средство пособить моему несчастію. Безъ счастливой встрчи съ вами, я бы никогда не узнала того блаженства,
— Успокойтесь, дорогой господинъ мой, отвчалъ Санчо; очень быть можетъ, что я ошибся на счетъ превращенія госпожи принцессы Миномиконъ, но что касается головы великана, или мховъ съ винами, и того, что вы пролили не кровь, а красное вино, то, клянусь Богомъ, въ этомъ я совершенно правъ: разрзанная вами, въ разныхъ мстахъ, козлиная кожа по сю пору лежитъ у вашего изголовья, и ваша спальня все еще похожа на винное озеро. Если вы мн не врите теперь, то поврите, — когда придетъ пора готовить яйца, то есть когда хозяинъ потребуетъ съ васъ денегъ за все, что вы перерзали и пролили у него. Я же душевно радуюсь, что царица наша осталась такою же царицей какою была, потому что въ ея царств есть и моя доля, какъ у всякаго пайщика въ общин.
— Я говорю только, что ты болванъ, Санчо, и больше ничего, замтилъ Донъ-Кихотъ; прости меня, и позабудемъ объ этомъ.
— Да, да! воскликнулъ донъ-Фернандъ; всего лучше забыть; и, такъ какъ теперь уже довольно поздно, и принцесс угодно, чтобы мы отправились въ путь завтра, поэтому намъ остается только повиноваться ей. Ночь мы проведемъ въ бесд, а утромъ пустимся въ дорогу вмст съ господиномъ Донъ-Кихотомъ, и будемъ свидтелями неслыханныхъ подвиговъ его, во время этого великаго предпріятія, всю тяжесть котораго онъ великодушно взваливаетъ на себя.
— Это я долженъ сопутствовать и служить вамъ, отвтилъ Донъ-Кихотъ; теперь же мн остается только благодарить васъ за вашу милость и считать себя обязаннымъ за доброе мнніе обо мн, которое я постараюсь всми силами оправдать, хотя бы это стоило мн не только жизни, но даже чего-нибудь большаго, если это возможно.
Пока Донъ-Кихотъ и Фернандъ обмнивались любезностями и предложеніями услугъ, въ корчм неожиданно появился новый путешественникъ, привлекшій всеобщее вниманіе. Костюмъ его показывалъ, что это христіанинъ, недавно возвратившіеся изъ мавританскихъ земель. На немъ былъ надтъ голубой камзолъ съ короткими рукавами, безъ воротника, голубые брюки и фуражка такого же цвта; за стальной перевязи, обхватывавшей его грудь, висла мавританская шпага. Вмст съ нимъ, верхомъ на осл, пріхала женщина въ мавританскомъ костюм. Лицо ея было закрыто вуалью, а голова обвязана широкимъ головнымъ покрываломъ. Длинное, арабское платье, съ накинутымъ сверху краснымъ плащемъ, закрывало ея отъ шеи до ногъ. Смуглый, съ длинными усами и окладистой бородой, кавалеръ ея — повидимому, лтъ сорока съ небольшимъ, былъ крпко и хорошо сложенъ, и казался бы знатнымъ господиномъ, еслибъ былъ одтъ немного иначе. Войдя въ корчму, онъ попросилъ отвести ему отдльную комнату и остался очень недоволенъ, узнавши, что вс комнаты заняты. Обратясь за тмъ въ дам-мавританк, судя по ея костюму, — онъ взялъ ее на руки и помогъ ей сойти съ осла. Въ ту же минуту Лусинда, Доротея, хозяйка, дочь ея и Мариторна окружили незнакомку, привлеченныя ея своеобразнымъ костюмомъ, подобнаго которому имъ никогда не случалось видть.
Всегда любезная и предупредительная Доротея, видя, какъ непріятно подйствовало за мавританку извстіе, что въ дом не оказалось отдльной комнаты, добродушно сказала ей: «не безпокойтесь, сударыня, о томъ, что эта корчма представляетъ такъ много неудобствъ, что длать? это общее свойство всхъ корчмъ. Но если вамъ угодно будетъ раздлить наше убжище, (она указала за Лусинду), то, быть можетъ, въ продолженіи всей дороги, вы нигд не встртите боле радушнаго пріема.» Ничего не отвчая, незнакомая дана встала со стула и скрестивъ на груди руки, наклонила, въ знакъ благодарности, голову и нагнулась всмъ тломъ. Молчаніе ея окончательно убдило всхъ, что это мавританка, не знающая языка христіанъ; между тмъ плвникъ, занимавшійся до сихъ поръ другимъ дломъ, возвратился къ своей дам, и видя, что она ничего не отвчаетъ окружавшимъ ее со всхъ сторонъ женщинамъ, сказалъ имъ: «двушка эта почти вовсе не знаетъ нашего языка и говорятъ только за своемъ родномъ; поэтому она ничего не можетъ отвтить вамъ.»