Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)
Шрифт:
— Да, да, сказалъ молодой человкъ, я разскажу вамъ потомъ подробно вс наши приключенія.
Узнавши, что мы возвратившіеся изъ неволи христіане, всадники слзли съ коней и предложили намъ дохать до Велецъ-Малаги; — мы были въ полутора миляхъ отъ нее. Насъ спросили, гд мы оставили шлюбку, и нсколько всадниковъ отправились на берегъ, чтобы отвезти ее въ городъ. Остальные заставили насъ ссть верхомъ на коней, и Зораида помстилась на кон дяди нашего товарища. Весь городъ вышелъ насъ встртить, узнавши о нашемъ прибытіи отъ одного изъ опередившихъ насъ всадникомъ. Зрлище освобожденныхъ изъ неволи христіанъ, никого не удивило тамъ, какъ не удивило бы и зрлище плнныхъ мавровъ; въ Велецъ-Малаг подобныя событія не новость; но красота Зораиды, сіявшая тогда въ полномъ блеск, поразила всхъ. Усталость посл трудной дороги и радость, наполнившая ее, когда она увидла себя въ безопасности, въ христіанскомъ краю, покрыли ея лицо такими дивными красками; что еслибъ меня не ослпляла любовь, то я оказалъ бы, что въ цломъ мір, нельзя было найти тогда, какъ мн казалось, боле прекраснаго созданія. Вс мы отправились прямо въ церковь, и Зораида, войдя во храмъ, воскликнула отъ удивленія, увидвъ тамъ образъ Лельлы Маріемъ. Мы сказали ей, что это иконы Богоматери, и ренегатъ объяснилъ ей, какъ умлъ, что значитъ это слово, желая преисполнить ея такимъ благоговніемъ къ образу Богоматери, какъ будто
Шесть дней провели мы въ ВелецъМахаг. Этимъ временемъ ренегатъ отправился въ Гренаду испросить у святой инквизиціи разршеніе возвратиться въ лоно католической церкви, другіе христіане отправились куда хотли. Остался только я съ Зораидой, имя всего на всего т деньги, которыми мы обязаны были великодушію французскаго капитана. На нихъ я купилъ осла, и служа Зораид вожатымъ и оруженосцемъ, но не супругомъ, отправляюсь съ нею на мою родину. Тамъ я узнаю, живетъ-ли еще отецъ мой, устроился ли счастливе меня который-нибудь изъ братьевъ, хотя, правду сказать, небо, даровавъ мн Зораиду, наградило меня такимъ сокровищемъ, что я не помнялся бы ни съ кмъ моимъ положеніемъ. Терпніе, съ которымъ переноситъ она вс неудобства, вс лишенія, неразлучныя съ бдностію, и ея пламенное желаніе сдлаться христіанкою, такъ удивительны и сильны, что, очарованный ими, я съ восторгомъ посвящаю ей остатокъ моей жизни. Но, увы! счастіе, испытываемое мною при мысли, что она моя, и что я принадлежу ей, невольно омрачается, когда я подумаю: найду ли я на родин какое-нибудь скромное убжище для нее и для себя? Быть можетъ время и смерть разстроили состояніе моего отца и братьевъ; и взамнъ дорогихъ мн лицъ, боюсь въ краю родномъ не найти никого, кто бы удостоилъ даже узнать меня. Вотъ, господа, что я могъ разсказать вамъ; интересенъ ли мой разсказъ, судите сами. Я же хотлъ бы разсказывать его короче, хотя и безъ того, боязнь утомить васъ заставила меня умолчать о нкоторыхъ событіяхъ и опустить многія подробности.
Глава XLII
Плнникъ умолкъ, и восхищенный донъ Фернандъ сказалъ ему: «милостивый государь! вы такъ разсказали вс эти странныя происшествія, что разсказъ вашъ сталъ интересенъ не мене переданныхъ въ немъ событій. Все въ немъ любопытно, чрезвычайно, полно столкновеній, которыя удивляютъ и очаровываютъ слушателей; и если бы вы говорили до завтра, то мы съ новымъ наслажденіемъ слушали бы повтореніе вашего разсказа».
Карденіо и другіе такъ чистосердечно поспшили предложить плнному капитану свои услуги, что послдній не могъ не благодарить ихъ отъ души. Донъ-Фернандъ предложилъ, между прочимъ, устроить дло такъ, чтобы братъ его былъ крестнымъ отцомъ Зораиды, если только плнникъ согласится пріхать въ нему; и общалъ доставить ему всевозможныя удобства въ дорог. Плнникъ поблагодарилъ донъ-Фернанда, но отказался отъ его великодушныхъ предложеній.
Между тмъ наступилъ вечеръ и было довольно уже поздно, когда у воротъ корчмы остановилась карета, окруженная нсколькими всадниками, спросившими хозяйку: можно ли переночевать у нее въ дом? хозяйка отвтила, что у нее нтъ ни одного свободнаго мста.
«Чортъ возьми!» вскричалъ одинъ изъ всадниковъ, слзшій уже съ коня; «для господина аудитора мсто должно найтись».
При слов аудиторъ хозяйка чуть не задрожала и поспшила отвтить: «постели у меня нтъ; вотъ бда. Если у ихъ милости, господина аудитора, есть постель, такъ милости просимъ, добро пожаловать, мы съ мужемъ уступимъ нашу комнату».
«Въ добрый часъ», воскликнулъ оруженосецъ. Въ эту минуту изъ кареты вышелъ человкъ, костюмъ котораго показывалъ, кто онъ такой. Его длинное платье съ разрзными рукавами подтверждало слова оруженосца, назвавшаго господина своего аудиторомъ. Онъ велъ за руку щегольски одтую двушку лтъ шестнадцати, свжую, прелестную, словомъ такую красавицу, какую не легко встртить, съ чмъ согласились бы вс находившіеся въ корчм путешественники, еслибъ у нихъ не было передъ глазами Зораиды, Лусинды и Доротеи. Донъ-Кихотъ, встртивъ вмст съ другими аудитора, привтствовалъ его этими словами: «милостивый государь! вы можете совершенно безопасно провести ночь въ этомъ замк. Хотя онъ не великъ и не щеголяетъ особенно роскошной обстановкой, но на свт нтъ такой бды, нтъ такого неудобства, которыя не уступили бы сил меча и могуществу знанія; въ особенности же когда имъ сопутствуетъ красота, подобно тому, какъ олицетворяемой вами наук сопутствуетъ эта прелестная двушка, передъ которой должны отворяться не только ворота замковъ, но, открывая ей всюду дорогу, должны разступаться скалы и преклоняться горы. Войдите же, милостивый государь, въ этотъ рай; вы найдете въ немъ свтила, достойныя сопутствовать ведомому вами солнцу, найдете на страж оружіе и красоту во всемъ ея блеск«.
Услышавъ эта привтствіе, аудиторъ ошаллъ и принялся осматривать Донъ-Кихота съ головы до ногъ, удивленный и его фигурой, и его словами. Не зная, что отвтить ему, онъ пришелъ въ новое изумленіе, увидвъ Зораиду, Лусинду и Доротею. Услыхавъ отъ хозяйки о прізд новыхъ гостей и о чудной красот молодой путешественницы, три красавицы вышли ей на встрчу. Донъ Фернандъ, Карденіо и священникъ съ самой изысканной любезностью сдлали аудитору нсколько предложеніе$; и послдній вошелъ въ корчму, удивленный тмъ, что видлъ, и тмъ, что слышалъ. Знакомыя же наши красавицы старались какъ можно лучше принять его дочь. Аудиторъ скоро увидлъ, что въ корчм собрались все очень порядочные люди, и только лицо, турнюра, вообще вся фигура Донъ-Кихота приводили его въ недоумніе. Когда кончились предложенія услугъ, и старые и новые гости, такъ сказать, оглядлись, тогда вс стали думать, какъ бы имъ лучше устроиться въ этой корчм? Ршено было, что дамы будутъ ночевать въ той комнат, о которой намъ приходилось уже не разъ упоминать, а мужчины расположатся снаружи, какъ бы на страж дамъ. Аудиторъ, къ великой радости своей дочери (молодая двушка была дочь его), охотно согласился, чтобы она спала въ одной комнат съ другими дамами, устроившимися лучше, чмъ он предполагали, на несчастной кровати хозяина и другой, привезенной аудиторомъ.
Съ перваго взгляда, плнникъ узналъ сердцемъ въ аудитор своего родного брата. Онъ вышелъ изъ комнаты и спросилъ оруженосца аудитора, какъ фамилія его господина и не знаетъ ли откуда онъ родомъ?
«Господина моего зовутъ Жуанъ Перцъ де Віедна, сказалъ оруженосецъ; родомъ онъ, какъ слышно, изъ какого то леонскаго городка». Это извстіе и лицо аудитора окончательно убдили плнника, что это меньшой братъ его, изъявившій нкогда желаніе посвятить себя наукамъ. Не помня себя отъ радости, онъ отвелъ въ сторону донъ-Фернанда, Карденіо и священника и сказалъ имъ, кто такой аудиторъ. Оруженосецъ передалъ ему также, что господинъ его отправляется въ столицу Мексики, въ званіи аудитора индйскаго совта, что пріхавшая съ нимъ молодая двушка — это дочь его, лишившаяся матери при своемъ рожденіи
— Позвольте мн устроить это дло, сказалъ священникъ; а, впрочемъ, напередъ увренъ, что вы встртите, со стороны вашего брата, вполн родственный пріемъ; по его наружности и обхожденію сейчасъ видно, что онъ не заносчивъ, не гордъ и понимаетъ, что такое удары судьбы.
— Только прямо открыться ему я бы не желалъ, сказалъ капитанъ.
— Поврьте мн, отвтилъ священникъ, что я устрою дло къ общему удовольствію. Въ эту минуту подали ужинъ, и мужчины, кром плнника, сли за общій столъ, а дамы отправились ужинать въ свою комнату. За ужиномъ священникъ, улучивъ минуту, сказалъ аудитору: во время моего плна въ Константинопол, у меня былъ товарищъ, носившій вашу фамилію. Одинъ изъ храбрйшихъ воиновъ и лучшихъ офицеровъ въ испанской пхот, онъ былъ столько мужественъ, сколько несчастливъ.
— Какъ звали его? спросилъ аудиторъ.
— Руи Перецъ де Віедма, сказалъ священникъ: уроженецъ какого-то леонскаго города. Онъ иного говорилъ мн о своемъ отц и братьяхъ, и еслибъ я не врилъ ему какъ самому себ, то счелъ бы его разсказъ за одну изъ тхъ небылицъ, которыя разсказываютъ старушки зимой у очага. Онъ говорилъ, будто отецъ его раздлилъ свое имніе поровну между тремя сыновьями и подалъ имъ при этомъ совты лучше Катоновскихъ. Я, съ своей стороны, могу сказать, что капитану этому такъ повезло на избранномъ имъ поприщ, что, благодаря своему мужеству, своимъ блестящимъ способностямъ, онъ, безъ всякой протекціи, скоро достигъ капитанскаго чина и ожидалъ дальнйшаго повышенія. Но счастье скоро покинуло его; и въ то время, когда онъ могъ ожидать всхъ даровъ фортуны, на долю его выпали только ея тернія. Въ счастливый и славный день Лепантской битвы, когда столько христіанъ возвратили свободу, онъ одинъ очутился въ невол. Я былъ взятъ въ плнъ въ Гулетт, и потомъ, вслдствіе разныхъ случайностей, раздлялъ съ нимъ неволю въ Константинопол, откуда его отправили въ Алжиръ. Тамъ, какъ я впослдствіи узналъ, съ нимъ случилось одно изъ самыхъ удивительныхъ въ мір происшествій. Продолжая такимъ образомъ, священникъ разсказалъ аудитору исторію плнника и Зораиды; и аудиторъ слушалъ разсказъ этотъ такъ внимательно, какъ не слушалъ до сихъ поръ ничего. Священникъ, однако, не сказалъ ему, что сталось съ плнникомъ посл того, какъ французскіе пираты напали на катеръ возвращавшихся изъ неволи христіанъ. Онъ оставилъ капитана и прекрасную мавританку въ томъ грустномъ и безпомощномъ положеніи, въ какое привели ихъ пираты и что сталось съ ними потомъ? достигли ли они берега Испаніи, или французы увезли ихъ съ собой, этого, сказалъ священниуъ, онъ не знаетъ. Плнникъ, въ свою очередь, внимательно слушалъ священника, наблюдая издали малйшія движенія брата. Когда священникъ окончилъ разсказъ, братъ плнника сказалъ ему съ тяжелымъ вздохомъ, съ глазами, полными слезъ: «о, милостивый государь, еслибъ вы знали, кому вы разсказали эту исторію, какъ потрясли вы самыя нжныя струны моего сердца. Не смотря на всю мою твердость, на вс мои усилія, я не могу удержать теперь этихъ слезъ, льющихся у меня изъ глазъ. Этотъ славный капитанъ, товарищъ вашъ, это старшій братъ мой; движимый боле высокими побужденіями и одаренный боле могучей душой, чмъ я и другой мой братъ, онъ избралъ славное поприще воина, — одно изъ трехъ поприщъ, указанныхъ намъ отцомъ, о чемъ вы слышали уже отъ него самого въ этомъ разсказ, показавшемся вамъ сказкою доброй старушки. Я посвятилъ себя письменнымъ занятіямъ, и на этомъ пути Богъ и мои способности помогли мн достигнуть того званія, въ которомъ вы меня видите. Третій братъ мой въ Перу. Онъ пріобрлъ большое богатство и тмъ, что переслалъ намъ до сихъ поръ, онъ не только возвратилъ полученную имъ при раздл часть наслдства, но доставилъ еще отцу возможность жить роскошно по прежнему; я тоже, благодаря ему, могъ удобне продолжать свои занятія и легче устроить свою карріеру. Отецъ мой живъ еще, но умираетъ отъ желанія узнать, что сталось съ его старшимъ сыномъ и молитъ Бога въ неустанныхъ молитвахъ своихъ, чтобы смерть не заврыла ему глазъ прежде, чмъ онъ увидитъ этого несчастнаго сына. Одно меня удивляетъ: почему, во время претерпнныхъ имъ несчастій, братъ мой никогда не подумалъ извстить о себ своихъ родныхъ. Если бы отецъ мой, или кто-нибудь изъ насъ знали, что сталось съ нимъ, ему не пришлось бы ожидать чудесной трости, возвратившей ему свободу. Но и теперь, Богъ всть, освободили ли его французы, или, быть. можетъ, умертвили, чтобы скрыть свое преступленіе. Не ожидалъ я, что мн придется такъ грустно продолжать путь, начатый такъ радостно. Неизвстность, что сталось съ братомъ моимъ, не дастъ мн ни минуты покою. О, добрый братъ мой, кто бы могъ сказать мн, гд ты теперь? и я отправился бы возвратить теб свободу; хотя бы ее пришлось купить цною моей собственной. Кто извститъ нашего престарлаго отца о томъ, что ты живъ еще, хотя, быть можетъ, въ мрачномъ подземельи варварійской тюрьмы. Гд ты? еслибъ мы знали, наши богатства выкупили бы тебя изъ тяжкой неволи. И ты, великодушная, прекрасная Зораида, почему я не могу отплатить теб за все, что сдлала ты для моего брата! почему не могу я быть свидтелемъ возрожденія души твоей и твоей свадьбы, которая осчастливила бы насъ всхъ».
Такъ отвтилъ аудиторъ, выслушавъ извстіе о своемъ брат; и глубокое горе его проникло въ душу всхъ его слушателей. Видя какъ удался маленькій обманъ, священникъ не желалъ держать аудитора доле въ томительной неизвстности. Онъ всталъ изъ-за стола, отправился за Зораидой, потомъ въ обществ Лусинды, Доротеи и дочери аудитора, подошелъ въ плннику, взялъ его за руку, и возвратился съ мавританкой и плнникомъ къ аудитору. «Осушите ваши слезы», сказалъ ему священникъ, «и пусть исполнится въ эту минуту все, чего вы желали. Предъ вами вашъ братъ и ваша прелестная невстка; это капитанъ Віедма», продолжалъ онъ, указывая на плнника, «а это», указавъ на Зораиду, «прекрасная мавританка, его освободительница. французскіе пираты лишили ихъ всего; и вамъ остается теперь выказать въ отношеніи своего брата все великодушіе вашего благороднаго сердца». Плнникъ кинулся въ объятія аудитора, но послдній отклонилъ брата, желая разглядть его съ нкотораго разстоянія. Скоро, однако, онъ узналъ своего старшаго брата, сжалъ его въ своихъ объятіяхъ, и залился слезами, глубоко тронувшими свидтелей этой неожиданной встрчи. Что прочувствовали въ эту минуту оба брата, что сказали они другъ другу? это трудно даже вообразить, не только передать. Они, то кротко разсказывали другъ другу происшествія своей жизни, то являли самые трогательные признаки братской привязанности; аудиторъ обнималъ Зораиду, предлагалъ ей свое состояніе и приказывалъ дочери цаловать ее въ свою очередь; и хорошая христіанка и прелестная мавританка вызывали у всхъ слезы знаками взаимной любви и благодарности. Молча, но внимательно смотрлъ на все это Донъ-Кихотъ, приписывая вс эти происшествія разнымъ химерамъ своего рыцарства; а между тмъ съ другой стороны поршили, что Зораида и плнникъ возвратятся съ своимъ братомъ въ Севилью, и извстятъ обо всемъ ихъ престарлаго отца, приглашая его пріхать на свадьбу и крестины Зораиды. Аудитору нельзя было ни перемнить дороги, ни остановиться въ пути; онъ узналъ, что черезъ мсяцъ эскадра отправится изъ Кадикса въ новую Испанію, и съ его стороны было бы неловко упустить этотъ случай.