Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)
Шрифт:
Наконецъ, поручивъ себя въ пламенной молитв Богу, мы поплыли, въ мертвой тишин, но съ отрадною скоростью, по направленію къ Балеарскимъ островамъ, составляющимъ ближайшій къ Алжиру христіанскій край. Въ это время дулъ довольно сильный втеръ, море было не совсмъ спокойно, и продолжать путь къ Маіорк нельзя было; поэтому мы принуждены были держаться берега, въ сторон Орана, безпокоясь о томъ, какъ бы насъ не открыли въ маленькомъ город Саргел, отстоящимъ, по этому пути, на шестьдесятъ миль отъ Алжира. Кром того мы страшились встрчи съ какимъ-нибудь гальотомъ, привозящимъ товары изъ Тэтуана; въ случа же встрчи съ купеческимъ невооруженнымъ кораблемъ каждый изъ насъ, полагаясь на себя и на своихъ товарищей, надялся не только не сдаться, но еще овладть этимъ кораблемъ, на которомъ мы могли бы врне и безопасне совершить нашъ перездъ. Зораида все время сидла возл меня, спрятавъ голову на моей груди, чтобы не видть отца, и я слышалъ, какъ она тихо молилась и просила Лельлу Маріемъ не покидать насъ.
Хотя въ утру мы сдлали боле тридцати миль, но отъ берега удалились не боле какъ на тройное разстояніе выстрла изъ аркебуза. Берегъ представлялъ теперь совершенную пустыню; и мы не опасались быть открытыми. Скоро намъ удалось, наконецъ, войти въ открытое, немного успокоившееся море. Отплывъ мили на дв отъ берега, мы велли гребцамъ грести поочередно, до тхъ поръ, пока вс закусятъ, но гребцы отвчали, что времени терять нельзя, а потому пусть закусываютъ т, которымъ длать нечего; они же, ни за что на свт, не сложатъ
Ренегатъ переводилъ намъ все, что мавръ говорилъ своей дочери не отвчавшей ему ни слова. Когда же Аги-Морато увидлъ на катер оставленный имъ въ Алжир сундукъ, въ которомъ хранилось его богатство, онъ изумился еще боле и спросилъ Зораиду, какимъ образомъ этотъ сундукъ очутился въ нашихъ рукахъ и что въ немъ находится?
Тогда ренегатъ, не ожидая отвта Зораиды, сказалъ старику: «не трудись, господинъ мой, спрашивать у Зораиды; скажу теб одно, оно объяснитъ все остальное. Узнай, что дочь твоя христіанка, что это она разбила наши цпи и возвратила намъ свободу. Она отдалась намъ добровольно, и, если я не ошибаюсь, также счастлива теперь, какъ человкъ, переходящій отъ мрака въ свту, отъ смерти въ жизни и изъ ада въ рай.
— Дочь моя, правда-ли это? воскликнулъ мавръ.
— Правда, правда, отвтила Зораида.
— Какъ, ты христіанка, ты христіанка! проговорилъ старикъ; и сама предала отца своего въ руки его враговъ?
— Да, я христіанка, сказала Зораида, но не я привела тебя сюда; я никогда не желала повидать тебя, не желала теб ничего дурнаго, а только одно хорошее.
— А что же хорошаго сдлала ты себ, дочь моя?
— Спроси объ этомъ Лельлу Маріемъ, она отвтитъ теб лучше меня.
Услышавъ это, мавръ съ невообразимою скоростью бросился въ воду, и вроятно потонулъ бы, если бы длинное платье несчастнаго не удержало его на поверхности веды. Мы прибжали на крикъ Зорайды, и схвативъ мавра за плащь, вытащили его изъ воды безъ чувствъ. Перепуганная Зораида, съ трогательной нжностью и безпредльной скорбью, стала рыдать надъ своимъ мертвымъ уже, какъ она думала, отцомъ. Мы положили мавра головой внизъ; изъ него вытекло много воды, и часа черезъ два онъ очнулся. Втеръ между тмъ перемнился, такъ что мы принуждены были приблизиться къ земл, и только помощью веселъ вамъ удалось не быть выброшенными на берегъ. Но счастливая звзда наша привела насъ въ бухту, образующую маленькій мысъ, называемый маврами Cava rhoumia, что въ перевод на нашъ языкъ значитъ: дурной христіанки. По преданію, сохранившемуся у мавровъ, на этомъ мст погребена та Кава, которая погубила Испанію; Cava по арабски значитъ дурная женщина, а rhoumia христіанка. Мавры считаютъ дурнымъ предзнаменованіемъ, когда имъ приходится бросать здсь якорь, и безъ особенной нужды никогда не пристаютъ въ этому мысу. Для насъ же онъ оказался очень гостепріимнымъ, потому что море начинало страшно бушевать. Мы высадили нашихъ часовыхъ, и не складывая ни на минуту веселъ, закусили тою провизіею, которой запасся на дорогу ренегатъ; затмъ мы изъ глубины души помолились Богу и Пресвятой Дв, прося ихъ не оставлять насъ и помочь намъ счастливо окончить, такъ удачно начатое предпріятіе.
Уступая просьбамъ Зораиды, мы приготовились высадить здсь на берегъ отца и другихъ мавровъ; у нее не доставало духу видть связаннымъ, какъ злодя, отца своего, и въ невол своихъ земляковъ; видъ этихъ несчастныхъ разрывалъ ея нжное сердце. Мы общали исполнить ея просьбу, какъ только двинемся съ мста; — въ этой пустын можно было безопасно оставить отца ея и другихъ мавровъ. Небо услышало наши молитвы; втеръ перемнился, и море успокоилось, приглашая насъ продолжать нашъ путь. Улучивъ благопріятную минуту, мы развязали мавровъ и, въ великому удивленію послднихъ, высадили ихъ, поочередно, одного за другимъ, за берегъ. Когда очередь дошла до отца Зораиды, пришедшаго между тмъ въ себя, онъ сказалъ намъ: «христіане! неужели вы врите, что эта злая женщина радуется моему освобожденію? Неужели вы думаете, что она жалетъ меня? Нтъ, нтъ, она хочетъ избавиться отъ меня за тмъ, чтобы присутствіе мое не смущало ее въ минуту преступныхъ желаній. Она отреклась отъ вры отцовъ своихъ не потому, что нашла, какъ вы думаете, вашу вру лучшей, а потому, что въ вашихъ краяхъ женщинамъ легче гршить, чмъ у насъ». Обратясь потомъ въ дочери и удерживаемый мною за об руки, изъ предосторожности, чтобы онъ не покусился на какой-нибудь отчаянный поступокъ, старикъ воскликнулъ: «женщина безславная, такъ рано развратившаяся! слпая и бездушная! куда ты отправляешься? ты отдаешься этимъ собакамъ, нашимъ смертельнымъ врагамъ. Да будетъ проклятъ часъ, въ который ты родилась на свтъ; да будутъ прокляты заботы, которыми я окружалъ твою юность». Видя, что старикъ не намревается кончать своей рчи, я поспшилъ высадить его на берегъ, и такъ онъ продолжалъ громкимъ голосомъ разсыпаться въ проклятіяхъ, умоляя Магомета упросить Аллаха, чтобы онъ погубилъ насъ всхъ. Когда же, натянувши паруса, мы удалились на столько, что не могли уже слышать его, тогда, на терявшемся въ отдаленіи берег, мы видли еще, какъ старикъ рвалъ на себ волосы, ударялъ себя въ лицо и катался по земл. Собравшись съ силами, онъ усплъ еще крикнуть такимъ громовымъ голосомъ, что мы еще разъ, и уже въ послдній, услышали его: «Дочь моя любимая, воротись, воротись! приди ко мн на берегъ; я все теб прощу. Отдай этимъ людямъ твои богатства, и приди, утшь старика отца. Безъ тебя онъ умретъ въ этой пустын, гд ты его покидаешь!» Слыша это, Зораида, съ растерзаннымъ сердцемъ, обливалась слезами; и могла только отвтить ему этими немногими словами: «о, мой отецъ! пусть сдлаетъ такъ Аллахъ, чтобы обратившая меня въ христіанство Лельла Маріемъ утшила тебя въ твоей печали. Аллахъ знаетъ, что я не могла не сдлать того, что сдлала и что эти христіане ничмъ не обязаны одной моей вол. Еслибъ даже я хотла позволить имъ ухать однимъ, а сама остаться бы
Зораида говорила это въ то время, когда мы теряли уже изъ виду ея отца, и старикъ не могъ услышать послднихъ словъ своей дочери. Тмъ временемъ, какъ я старался утшить ее, гребцы принялись за свое дло, и мы поплыли подъ такимъ благопріятнымъ втромъ, что ожидали увидть утромъ берега Испаніи. Но такъ какъ земное счастіе никогда не бываетъ полно, а всегда омрачается чмъ-нибудь дурнымъ, поэтому наша злая звзда, или, быть можетъ, проклятія мавра, призванныя имъ на голову своей дочери (проклятій отца всегда слдуетъ страшиться), смутили нашу радость. Мы хали среди глубокой ночи, подъ парусомъ, съ сложенными веслами, потому что благопріятный втеръ позволялъ гребцамъ сидть въ бездйствіи, какъ вдругъ, неожиданно, замтили, при свт луны, круглое судно, плывшее на всхъ парусахъ пряно на насъ. Оно было уже такъ близко, что, опасаясь столкнуться съ нимъ, мы принуждены были наскоро собрать паруса, а встрченный нами корабль очистилъ намъ дорогу при помощи руля. Съ палубы этого корабля насъ спросили кто мы, откуда и куда плывемъ? но такъ какъ насъ спрашивали по французски, поэтому ренегатъ быстро сказалъ намъ: «молчите, это, вроятно, французскіе пираты, которые нападаютъ на всхъ». Мы послушали ренегата, ничего не отвтили и, выигравъ немного пространства, оставили корабль подъ втромъ. Въ ту же минуту намъ послали во слдъ два выстрла изъ орудія, по всей вроятности, связанными ядрами: первое изъ нихъ разбило пополамъ мачту, упавшую въ море вмст съ парусомъ, а другое ударило въ нашъ катеръ, почти въ одно время съ первымъ, и пробило его въ нсколькихъ мстахъ, не тронувъ, однако, никого изъ пассажировъ. Страшная течь, открывшаяся на нашемъ катер, заставила насъ громко просить о помощи. Съ корабля въ ту же минуту спустили шлюбку, и двнадцать французовъ, вооруженныхъ аркебузами, подплыли къ намъ съ зажженными факелами и пригласили насъ въ свою шлюбку, сказавши, что они дали намъ урокъ за нашу невжливость. Въ то время, какъ мы пересаживались въ шлюбку, ренегатъ взялъ сундукъ, въ которомъ хранилось богатство Зораиды и кинулъ его въ море такъ, что никто этого не видлъ. Съ шлюбви мы перешли на французскій корабль. Распросивши обо всемъ, что французамъ хотлось узнать, они ограбили насъ, какъ наши смертельные враги; съ Зораиды они сняли все, даже застежки, бывшія у ней на ногахъ. Но я не столько безпокоился объ этихъ потеряхъ, огорчавшихъ Зораиду, сколько о томъ, чтобы пираты не сдлали чего-нибудь худшаго, чтобы они не отняли у нее того, что было въ ней всего драгоцнне. Къ счастію, люди эти падки только на деньги и добычу, и въ этомъ отношеніи до такой степени ненасытимы, что они оставили бы насъ даже безъ платья, если бы увидли, что могутъ извлечь изъ него какую-нибудь пользу.
Нкоторые пираты хотли было кинуть насъ въ море, завернутыми во флагъ, намреваясь торговать въ испанскихъ портахъ, подъ британскимъ флагомъ, они не могли привезти насъ живыми, иначе ихъ открыли бы и наказали. Но капитанъ, ограбившій Зораиду, сказалъ, что онъ доволенъ добычей и не намренъ заходить теперь ни въ какой испанскій портъ, а желаетъ пройти ночью чрезъ Гибралтарскій проливъ и возвратиться какъ можно скоре въ Рошель, откуда онъ выхалъ; поэтому пираты дали намъ шлюбку отъ своего корабля и снабдили всмъ нужнымъ для того непродолжительнаго плаванія, которое оставалось намъ сдлать. На другой день мы были въ виду испанскихъ береговъ. Увидвъ ихъ, мы забыли вс претерпнныя нами несчастія, бдствія и нищету, какъ будто испытали ихъ не мы, а другіе; такъ велико счастье возвратить потерянную свободу. Около полудня пираты стали пересаживать насъ въ шлюбву, давши намъ нсколько боченковъ воды и сухарей; капитанъ же, движимый какимъ то, Богъ его знаетъ, состраданіемъ, подарилъ Зораид сорокъ золотыхъ и не позволилъ своимъ матросамъ снять съ нее того платья, въ которомъ вы видите ее теперь. Мы сошли въ шлюбку, благодаря Бога за оказанную намъ милость; въ эту минуту мы чувствовали въ душ боле благодарности, чмъ памятозлобія. Пираты направились въ проливу, а мы, не справляясь съ другимъ компасомъ, кром виднвшейся земли, принялись грести такъ дружно, что въ ночи могли надятся достигнуть берега. Небо было мрачно, луна не показывалась; и мы находили не совсмъ благоразумнымъ пристать въ берегу темною ночью. Многіе были, однако противнаго мннія и требовали пристать въ берегу во что бы то ни стало, хотя бы намъ пришлось высадиться на совершенно безлюдной скал; только въ такомъ случа мы могли, по ихъ мннію, считать себя совершенно безопасными отъ тэтуанскихъ корсаровъ, покидающихъ Варварійскіе берега съ наступленіемъ ночи и къ утру причаливающихъ къ берегамъ Испаніи, откуда они съ добычей возвращаются опять на ночь домой. Согласуя противорчащія стороны, мы ршились приближаться въ берегу исподволь, и если тишина моря позволитъ, то пристать тамъ, гд это окажется возможнымъ. около полуночи мы причалили къ подошв высокой горы, отнесенной на столько отъ моря, что на берегу оставалось довольно мста для высадки. Опрокинувши шлюбку на песокъ, мы вышли на берегъ, на колняхъ облобызали родимую землю, и съ глазами полными отрадныхъ слезъ возблагодарили Господа, оснявшаго насъ своимъ покровомъ во время нашего пути. Вынувъ за тмъ провизію изъ шлюбки, мы стали взбираться на гору, и все еще не могли успокоиться и уврить себя, что державшая насъ земля была земля христіанская.
Заря занялась позже, чмъ мы желали; но мы продолжали взбираться на вершину горы, чтобы посмотрть оттуда, не замтимъ ли гд-нибудь деревушки, или пастушьяго шатра. Но какъ далеко мы не смотрли, мы не могли замтить ни тропинки, ни людскаго жилища и ни одного живаго существа. Тмъ не мене мы ршились идти дальше, въ твердой увренности, что узнаемъ отъ кого-нибудь, гд мы находимся. Боле всего тревожился я за Зораиду, шедшую пшкомъ по каменьямъ; я взялъ ее на руки, но моя усталость утомляла ее боле, чмъ освжалъ отдыхъ на моихъ рукахъ. И она, ни за что не соглашалась утомлять меня, весело и терпливо пошла подъ руку со мной. Сдлавши около четверти мили, мы услышали колокольчикъ. Возвщая близость стада, онъ заставилъ насъ оглянуться, и мы замтили, у одной колоды, молодого пастуха, вырзывавшаго себ палку. Мы позвали его, но пастухъ, быстро вскочивъ съ своего мста, со всхъ ногъ бросился удирать отъ насъ. Увидвъ ренегата и Зораиду въ мавританскомъ плать, онъ вообразилъ, что за нимъ гонятся вс мавры Варварійскихъ странъ, и убгая отъ насъ черезъ лсъ, кричалъ, изо всей мочи: «мавры, мавры ворвались сюда! Къ оружію, въ оружію!» Услыхавъ эти криви, мы не знали, сначала, что длать? но сообразивъ, что пастухъ своими криками подыметъ тревогу во всемъ околодк, и что на встрчу намъ вышлютъ пограничную стражу, мы велли ренегату снять съ себя турецкое платье и надть камзолъ безъ рукавовъ, который далъ ему одинъ изъ освобожденныхъ съ нами христіанъ. Затмъ, поручивъ себя Богу, мы продолжали идти по слдамъ мальчика, ожидая встрчи съ пограничной стражей. И дйствительно, не прошло двухъ часовъ, какъ мы увидли, выходя изъ хворостника на лугъ, пятдесятъ всадниковъ, сказавшихъ рысью намъ на встрчу. Но когда они увидли вмсто мавровъ бдныхъ христіанъ, они въ недоумніи остановились. Одинъ изъ нихъ, впрочемъ, спросилъ насъ: не мы ли случайно стали причиной поднятой пастухомъ тревоги?
«Да», отвчалъ я, «мы»; во пока я собирался сказать ему: кто мы, откуда и т. д. одинъ изъ христіанъ, возвратившихся вмст съ нами, узнавши заговорившаго съ нами всадника, воскликнулъ: «благодареніе Богу, приведшему насъ къ такой хорошей пристани! Мы находимся, если я не ошибаюсь, въ Велецъ-Малаг, и если долгая неволя не ослабила моей памяти, то я узнаю въ васъ дядю моего Педро-Бустаменто». Услышавъ это, всадникъ поспшно соскочилъ съ коня и горячо обнялъ своего племянника.
— Я узнаю тебя, воскликнулъ онъ, мой дорогой племянникъ! Я думалъ, что тебя нтъ ужь на свт! и мать и сестра твоя не надялись больше увидть тебя. Но Богъ сохранилъ тебя для той радости, которую доставитъ имъ теперь встрча съ сыномъ и братомъ. Мы знали, что ты въ Алжир, и судя по платью твоихъ товармщей, я угадываю, что, вроятно, вы, какимъ-нибудь чудомъ, возвратили себ свободу.