Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)
Шрифт:
— Все это я признаю, сознаю и всему врю, говорилъ лежавшій рыцарь, совершенно также, какъ вы сами признаете, сознаете и врите. Только помогите мн, ради Бога, встать, если боль мн это позволитъ, потому что я чувствую себя очень плохо.
Донъ-Кихотъ помогъ ему подняться на ноги, вспомоществуемый омой Цеціалемъ, съ котораго Санчо не сводилъ глазъ, закидывая его вопросами, и получая такіе отвты, посл которыхъ у него не могло оставаться никакого сомннія, что онъ видитъ передъ собою дйствительно кума своего ому. Но, съ другой стороны, увренія Донъ-Кихота, что волшебникъ принялъ на себя образъ бакалавра Самсона Карраско, не позволяли ему совершенно довриться этому загадочному человку, называвшему себя кумомъ, сосдомъ и другомъ его. И, кажется, слуга, подобно господину своему, остался вполн убжденнымъ, что все это было ничто иное, какъ новыя штуки волшебниковъ — враговъ нашего рыцаря. Между тмъ рыцарь
Глава XV
Обрадованный и гордый своей недавней побдой, одержанной надъ такимъ знаменитымъ противникомъ, какимъ казался рыцарь зеркалъ, покидалъ Донъ-Кихотъ поле славной битвы, надясь услышать вскор отъ побжденнаго рыцаря — полагаясь вполн на его слово — продолжается ли еще очарованіе Дульцинеи. Пощаженный имъ противникъ, ясное дло, долженъ былъ сообщить ему объ этомъ, иначе онъ пересталъ бы быть рыцаремъ. Но одно думалъ Донъ-Кихотъ, а другое — рыцарь зеркалъ, помышлявшій, впрочемъ, въ настоящую минуту, исключительно о мазяхъ и пластыряхъ.
Теперь мы скажемъ, что бакалавръ Самсонъ Карраско посовтовалъ Донъ-Кихоту пуститься въ третье странствованіе, обсудивъ съ священникомъ и цирюльникомъ т мры, какія лучше всего было бы принять, чтобы заставить рыцаря сидть дома и не безпокоиться больше о новыхъ странствованіяхъ и новыхъ приключеніяхъ. Общее мнніе трехъ друзей было: послдовать совту бакалавра, состоявшему въ томъ, чтобы отпустить Донъ-Кихота, и отправить, подъ видомъ странствующаго рыцаря, вслдъ за нимъ Карраско, который долженъ будетъ вызвать его на бой, — и если Карраско побдитъ, что казалось дломъ не труднымъ, то постановивъ передъ боемъ въ непремнную обязанность побжденному исполнить волю побдителя, можно будетъ, въ случа побды, велть Донъ-Кихоту отправиться домой и оставаться тамъ въ теченіе двухъ лтъ, если только въ это время побдитель не сдлаетъ какихъ-нибудь перемнъ въ данномъ имъ повелніи. Несомннно было, что Донъ-Кихотъ свято выполнитъ приказаніе своего побдоноснаго противника, и тогда, въ теченіи двухъ лтъ, мало ли что могло произойти. И самъ Донъ-Кихотъ могъ забыть о своихъ сумазбродныхъ замыслахъ, и друзья его, быть можетъ, могли бы найти средство противъ его болзни.
Карраско принялъ на себя роль странствующаго рыцаря, а кумъ и сосдъ Санчо, ома Цеціаль, малый проворный и умный, предложилъ свои услуги въ качеств оруженосца. По отъзд Донъ-Кихота, Карраско нарядился въ тотъ костюмъ, въ которомъ мы его недавно видли, а ома устроилъ поверхъ своего носа другой, размалеванный, чтобы не выдать себя при встрч съ своимъ кумомъ, и вмст они послдовали за вашимъ рыцаремъ. Они едва не настигли его передъ колесницей смерти, но опоздали, и застали его уже тамъ, гд ихъ встртилъ читатель, и гд, благодаря разстроенной фантазіи Донъ-Кихота, вообразившаго себ, будто встрченный имъ бакалавръ Самсонъ Караско былъ вовсе не бакалавръ Карраско, новый Самсонъ чуть было не лишился на вки возможности получать какія бы то ни было степени — за то, что ученый мужъ не нашелъ даже слдовъ гнзда тамъ, гд собирался наловить птицъ. ома, видя дурной исходъ затяннаго ими дла, сказалъ бакалавру: «господинъ мой, Самсонъ Карраско! мы безспорно получили то, чего стоили. Пускаться въ какое угодно предпріятіе очень легко, но не такъ то легко выпутаться изъ него. Донъ-Кихотъ полуумный, а мы съ вами умницы, и однакожъ полуумный умудрился оставить умныхъ въ дуракахъ. Очень интересно было бы узнать мн теперь: кто безумне, тотъ ли, кому такъ ужъ на роду написано было обезумть, или тотъ, кто обезумлъ по собственной охот?
— Разница между нами та, отвчалъ Карраско, что одинъ былъ и останется безумцемъ, а другой можетъ возвратить себ разсудокъ во всякое время, когда найдетъ нужнымъ.
— На этомъ то основаніи я сознаюсь, отвчалъ ома, что нашла было на меня дурь сдлаться вашимъ оруженосцемъ, но теперь мн, слава Богу, пришла опять охота поумнть, и поэтому я возвращаюсь домой.
— Это твое дло, замтилъ Карраско, но думать, чтобы я вернулся домой прежде, чмъ помну бока Донъ-Кихоту, это было бы все равно, что принимать ночь за день. Только теперь я ршаюсь на это не изъ желанія навести Донъ-Кихота на путь истины, а просто изъ желанія отмстить ему. Что длать? боль въ бокахъ заглушаетъ во мн всякую жалость.
Къ счастію своему наши новые искатели приключеній попали въ какую то деревушку, гд нашелся костоправъ, для перевязки злосчастнаго Самсона. Здсь его покинулъ
Глава XVI
Восхищенный и гордый, какъ мы уже сказали, продолжалъ Донъ-Кихотъ свой путь, воображая себя, благодаря своей недавней побд, величайшинъ и храбрйшимъ рыцаремъ въ мір. Теперь онъ окончательно убжденъ былъ въ счастливомъ окончаніи всхъ предстоящихъ ему приключеній, и не обращалъ вниманія ни на какія волшебства и ни на какихъ волшебниковъ. Забылъ онъ въ эту ми нуту и безчисленные палочные удары, выпавшіе на долю его во время его рыцарскихъ странствованій, и камни, выбившіе у него половину зубовъ, и неблагодарность каторжниковъ, и дерзость грубыхъ ангуэзскихъ погонщиковъ. И думалъ онъ только, что если-бы найти ему средство разочаровать Дульцинею, то онъ могъ бы считать себя счастливйшимъ изъ всхъ рыцарей, когда либо подвизавшихся на бломъ свт. Изъ этого сладостнаго усыпленія его пробудилъ голосъ Санчо, сказавшаго ему: «не странно ли, ваша милость, что мн до сихъ поръ мерещится этотъ удивительный носъ кума моего омы?»
— И неужели ты, въ самомъ дл, думаешь, отвчалъ Донъ-Кихотъ, что рыцарь зеркалъ былъ бакалавръ Самсонъ Каррасно, а оруженосецъ его — кумъ твой ома?
— Ужъ право я не знаю, что и подумать объ этомъ, проговорилъ Санчо. Все, что говорилъ онъ мн о моемъ хозяйств, о моей семь, все это могъ знать только настоящій ома Цеціаль. И лицо то его, когда онъ очутился безъ носа, было совсмъ, какъ у кума моего омы, и голосъ, ну словомъ все, какъ у того омы, котораго я видлъ и слышалъ тысячу и тысячу разъ, потому что мы вдь земляки, да въ тому еще сосди.
— Санчо! обсудимъ это, какъ умные люди, отвтилъ Донъ-Кихотъ. Скажи мн: возможное ли дло, чтобы бакалавръ Самсонъ Карраско, вооруженный съ ногъ до головы, пріхалъ сюда — какъ странствующій рыцарь — сражаться со мной? Былъ ли я когда-нибудь врагомъ его? подалъ ли я ему какой-нибудь поводъ сердиться на меня? Соперникъ ли я его, и наконецъ воинъ ли онъ, а слдственно можетъ ли онъ завидовать стяжанной мною слав?
— Но, скажите же на милость, отвчалъ Санчо, какъ могло случиться, чтобы этотъ рыцарь, это бы онъ тамъ ни былъ, такъ походилъ на бакалавра Самсона Карраско, а оруженосецъ его на моего кума ому? И если это дло волшебства, какъ вы говорите, то разв не могло найтись на свт двухъ человкъ, похожихъ, какъ дв капли воды, на двухъ другихъ?
— Повторяю теб, Санчо, настаивалъ Донъ-Кихотъ, все это злыя продлки преслдующихъ меня волшебниковъ. Предугадывая мою побду, они устроили такъ, чтобы при взгляд на побжденнаго мною рыцаря, я встртился съ лицомъ моего друга бакалавра, и поставивъ дружбу между горломъ врага и остріемъ моего меча, они надялись этимъ способомъ ослабить мой справедливый гнвъ и спасти жизнь того, это такъ измннически и подло покушался на мою. Санчо! неужели теб нужно приводить примры въ доказательство того, какъ могутъ волшебники измнять человческія лица? ты кажется убдился въ этомъ на дл. Не боле двухъ дней тому назадъ, не видлъ ли ты собственными глазами Дульцинею во всемъ ея блеск, во всей ея несказанной прелести; между тмъ какъ мн она показалась грубой и отвратительной мужичкой, съ гноящимися глазами и противнымъ запахомъ. Что же тутъ удивительнаго или неестественнаго, если волшебникъ, устроившій такое возмутительное превращеніе съ Дульцинеей, устроилъ нчто подобное теперь, показавъ намъ, съ извстнымъ теб умысломъ, лица Самсона Карраско и твоего кума. Но подъ какимъ бы тамъ видомъ не напалъ на меня врагъ мой, я знаю, что я побдилъ его, и этого съ меня довольно.
— Одинъ Богъ знаетъ всю правду, сухо отвчалъ Санчо. Ему, конечно, трудновато было убдиться доводами Донъ-Кихота, когда онъ очень хорошо зналъ, что очарованіе Дульцинеи было дломъ не волшебниковъ, а его самого; но онъ ршился не говорить объ этомъ ни слова изъ страха, чтобы какъ-нибудь не проговориться.
Въ это время въ нашимъ искателямъ приключеній присоединился какой то незнакомецъ, хавшій по одной дорог съ ними, верхомъ на великолпной, срой въ яблокахъ кобыл. На немъ былъ короткій зеленый плащъ, съ капишономъ позади, обложенный бурымъ бархатомъ, голова его была прикрыта такого же цвта бархатной шапочкой, збруя выкрашена въ зеленый и бурый цвта. Арабскій мечъ вислъ на зеленой перевязи, отдланной совершенно такъ же, какъ его полуботфорты, наконецъ шпоры, покрытыя зеленымъ лакомъ, были такой изящной работы и такъ блестли, что вполн соотвтствуя всему костюму всадника, производили лучшій эффектъ, чмъ еслибъ были сдланы изъ чистаго золота. Встртившись съ нашими искателями приключеній, онъ вжливо раскланялся съ ними и пришпоривъ коня, хотлъ было хать дальше, но Донъ-Кихотъ удержалъ его.