Дополненная реальность. Обнуление до заводских настроек
Шрифт:
— Ничего я ей не сломал! Даже синяка не осталось! И ты притворялся! Здоровенький потом бегал, жратву возил по заказу! Отца убил — и на работу! На побегушки!
— Я её и себя вылечил, чтоб ты знал. У матери был нос свёрнут и сотрясение! А у меня желудок вспорот, я бы умер вообще!
— Слышь, доктор! Вылечил он! — чуть не расхохотался злым агрессивным смехом дух.
Пашка сверкнул глазами от обиды и ярости. В каком-то дурном порыве схватил металлическую херовину с ручкой, куда мать лезвия загоняла и иногда скребла ими огрубевшую кожу с распаренных
Кровь выступила длинной бордовой полосой.
— Что творишь, идиотина?! — взвился отец.
А Пашка зашёл в игруху: всё это время он сжимал телефон в руках побелевшими от напряжения пальцами.
Быстро, уже не думая, продлил работу приложения. И удалил порез прежде, чем успел вымарать что-то кровью.
Протянул, как медаль на соревнованиях, руку под нос призрачному отцу.
— Видал?! — прошипел Пашка свирепо. — И не то могу, понятно тебе?! Ты мать покалечил и меня чуть не убил!
— Что ты такое? — попятился в стену отец, просачиваясь спиной и жопой сквозь кафель.
— И нечего сюда шастать! — осмелел Пашка. — Иди торчи у своей швабры лопатомордой! Или где ты там ошивался всё это время! Вали отсюдова!
— Ты меня и после смерти из моего дома выгоняешь, сучок?! — Желваки заходили по лицу и шее фантомного бати. Глаза полезли из орбит, он топнул ногой, окуная её в чугун ванны, и с силой ударил кулаком в свою же левую ладонь: походу единственный возможный упор для призрака.
— Это мамкина квартира, — припомнил младший Соколов новые данные с семейного совета. — И мир без тебя не рухнул. О матери я позабочусь.
— С ней что сделал? Не моя это жена, вообще другой человек! Ты что творишь с людьми, выродок?!
— А ты что с нами творил?! — сверкнул наполнившимися слезами ярости глазами Пашка.
— Паша, с тобой всё в порядке? — опять позвала из-за двери мать.
Младший Соколов зажмурился, сделал три глубоких вдоха и решительно открыл щеколду.
— Мам, иди сюда, — позвал он её и пошёл в родительскую спальню. — Присядь на секунду. Ты уставшая, тебе бы поспать.
— Да что ты! — встрепенулась едва опустившаяся на постель Другая мама. — Мне на работу уже скоро выходить пора!
Но Пашка уже снёс ей энергию.
— Что творишь, скот?! — закричал призрачный батя. — Теперь и мать извёл?!
— Слушай меня, — сверкнул глазами Пашка, поворачиваясь и больше не понижая голос. — Хочешь прямо говорить, да?! Ну так слушай! Ты — старый алкаш и мудила!
— Да какое ты право…
— Ты блядовал всю мою жизнь, а мамка это покрывала! — перебил Пашка, начиная уже кричать. — Ты её бил бухой!
— Когда рот разевала свой помоечный! — огрызнулся отец в ярости.
— Ты пропивал большую часть того, что зарабатывал! На нас Серёгой ты только орал! Чему ты нас научил за всю жизнь?!
— Только брат у тебя вышел получше! — просипел батя. — С башкой на плечах и яйцами в штанах, а не
— Да ты его постоянно подначивал меня гнобить! Супер воспитание, папа! А самого его, ты вообще сильно хвалил за что?! За нормальное?! Сильно?! Да ты и на него только делал, что гнал постоянно! Или гнал, или замалчивал! За что нормальное — молчок! Только и вспоминал, что на пьянках каких по праздникам! И то если не слышал!
— Чтобы не зазнавался! — выпятил грудь отец.
— От тебя доброго слова по месяцу ждать надо было! — распалялся Пашка всё больше и больше. — Потому что ты — неудачник и алкаш! Тебе самому стыдно ставало, когда у нас что получалось!
— Что у тебя когда получалось, щенок?! Неуч, пакостник и пьянь ещё к тому же! Только и знал, что от работы отлынивать, дерзить и портить всё, что тебе куплено! Что у тебя когда получалось?! В школе двойки и тройбаны! Битый постоянно, как тот хлюпик-пятилетка! Лежишь вечно пузом кверху с телефоном или с дружком своим поганым лезешь в неприятности! Книг в руки не берёшь!
— Что-то я тебя с книгой тоже ни разу не видел! — рявкнул Пашка.
— Ты кого учить вздумал?!
— Деда старого, который за всю жизнь только и смог, что провода чинить за копейки, а потом те копейки пропивать или на потаскух выбрасывать, пока дома каждый рубль считают!!! — бешено заорал Пашка, и телефон, зажатый в сведённых пальцах, взорвался пушами драконов гнева и буков «хе» за неуважение к предкам.
— Да как ты смеешь на отца родного, на покойного!
— Хера с два ты покойный! Много видел духов вокруг?! Призраками шарятся только тупорылые упрямые придурки, которые и близко не усекли своей ответственности хоть за что-то! Которым лишь бы других винить во всех своих неудачах и мудачествах!
— Я с пятнадцати лет деньги зарабатываю! Я двух сыновей поднял! Я — неудачник?!
— Ты пятьдесят рублей на нас жалел, а сам по любовницам скакал, цветы им носил! Ещё, небось, подарки дарил! Даже мёртвый туда полез, всё к ней! Я уже две недели, как увидел бы тебя тут! Но ты носу не казал даже! Дом родной тебе дорог?!
— А кто тут по мне пролил хоть одну слезу, сукин ты сын?! — взорвался отец. — Лена скачет по парикмахерским! Хороша! Планы планирует! Хоть бы раз в церкву пошла за меня помолиться, может, и отпустила бы земля! Тебя, тварь неблагодарную, распустила! Тут смотрю: и старшенький прискакал! И чтобы что?! Чтобы пить с тобой, не просыхая, ночами?! Хороши! Хороши!
— И кто же виноват, что нам без тебя стало лучше? — тихо спросил Пашка, сужая глаза до щёлок.
— Я тебе жизнь дал, скот неблагодарный, сукин ты сын! — проорал отец.
— Ой много труда! Рожала вроде мамка! А ты только мозги всем выносил и за ремень хватался!
— И мало хватался! За дело! За дело, щенок! И того не хватило!
— За какое дело?! — всё больше свирепел Пашка под вибрацию новых драконов. — Когда я в пять лет диван в зале фломастером разрисовал, потому что тебя мать оставила за мной смотреть и попёрла в магаз, а ты телек на кухне смотрел, это было за дело?!