Достойный Розы
Шрифт:
Как несправедлива судьба! Он откинул голову, прижимаясь затылком к стволу дерева. Как несправедлива и жестока! Прекрасная и единственная девушка, о которой он мечтает, не может принадлежать ему только потому, что у отца ее много денег! У его же отца... у его отца денег нет, и прокормить свое огромное семейство он не в состоянии. Господь сотворил людей одинаковыми... но вкусив плода познания, они поделились на богатых и бедных...
…
— Ваша светлость, вы наделали мне столько комплиментов, что я уже не знаю, куда деться от смущения, — говорила Роза, стараясь
…
Мистер Джонсон, дворник, сидел на бочонке из-под пива прямо посреди дороги. Всегда опрятный, с новой метлой, с белой расчесанной бородой, он казался аристократом среди дворников. Дэвид медленно шел мимо него, стараясь прийти в себя после свидания с любимой девушкой. Она... была невероятно хороша! Дэвид запомнил каждую ее черту, каждое ее движение, каждое слово, что долетало до него, сказанное ее красивым звонким голосом.
— Не хотите выпить, мистер Корвел?
Дэвид резко остановился и воззрился на дворника. Тот держал в одной руке швабру, а в другой большой бокал пива. Щеки его были красны, что говорило, что это далеко не первая кружка за этот день.
— Что, повезло тебе, папаша Джонсон? — Дэвид подошел и сел на соседний бочонок. Все равно идти ему было некуда, кроме как в свою конуру, где можно сколько угодно думать о прекрасной Розе.А ведь завтра нужно сдавать статью!
— Повезло. Разжился пивом. Вот всех угощаю, чтобы потом, когда я буду на мели, и вы меня угостили.
Мистер Джонсон визгливо рассмеялся, и опрокинул кружку, выпив ее одним залпом. Потом он встал, покряхтел, и налил из бочонка, на котором сидел, еще столько же.
— Лала мне сегодня прикатила, — сказал он, протягивая кружку Дэвиду.
Пиво оказалось хорошего качества. Оно быстро ударило в голову, и Дэвид охмелел, забыв о своем желании идти домой, и решив посидеть с дворником еще несколько минут.
— За что же Лала такой подарок тебе сделала? — спросил он.
— Чтобы все было тихо в нашем тупике. Она сюда детей посылала, и теперь привечает меня. Чисто у вас, говорит, потому что ты так хорошо убираешь. Вот.
— И только за это? — удивился Дэвид.
— Конечно. Это же я хорошо убираю, — сказал дворник, и погладил рукоятку новенькой метлы.
— Надо же, — Дэвид откинулся назад и прислонился спиной к стене дома, — а мне вот никто не платит за то, что я хорошо пишу. И ведь хоть бы раз денег накинули.
— Значит, плохо ты пишешь! — поднял палец папаша Джонсон, — а в последнее время и вообще ворон считаешь. Все ходишь, как ангел небесный, с такой вот улыбочкой, неужто влюбился? А влюбился, то все пропало. Никаких уже газет не надо.
— Ты то почем знаешь? — удивился Дэвид.
— Как же мне не знать? И у меня была зазноба. Да еще какая! Дочь трактирщика! Глаза во! — он показал руками, какие большие глаза были у его “зазнобы”, — а грудь... эх. Я
— Ты был почтальоном? — Дэвид достал блокнот, — почему то я не верю.
— Так не верь, — огрызнулся дворник совершенно беззлобно, а потом продолжил, — так вот все ждали меня, а зазноба моя не ждала. Она и писать то не умела, и читала с трудом. Зато как плясала! А посватался я к ней, так от ворот поворот дала. А потом подалась она в Лондон, а я за ней. Искал ее тут, искал, как сгинула...
— Не нашел? — Дэвид отдал ему кружку, и записал в блокнотик главные тезисы будущей статьи.
— Не нашел, — вздохнул дворник, — да и давненько было это. А я все еще ее помню. И чувство это помню, будто не идешь, а летишь...
— Летишь, — откликнулся Дэвид, — да, летишь... И все на свете отдашь, чтобы она летела с тобой рядом...
Он встал, положил на бочонок монету, и поклонился папаше Джонсону.
— Будь здоров, — ответил дворник, пряча монету в карман, — будь. Только запомни, молодой человек... В мире, где правят деньги, ты никогда не выиграешь, пока ты беден! Будь у меня тогда хоть кобыла, вышла бы она за меня. И мать ее подтвердила, что вышла бы. А у меня ничего не было, только сумка для писем. Вот и отказала. И сгинула тут... в этом ужасном городе...
Он заплакал пьяными слезами, а Дэвид поспешил ретироваться, боясь, что старика совсем развезет. Статья была практически готова. И даже название у нее уже было. “Когда любовь обречена”.
Идя по улице, где уже совсем темнело, Дэвид спешил добраться до дома. Фонарщики не заглядывали в их тупик. Папаше Джонсону нечего бояться. А он... а он предпочитал проводить вечера, прислонившись спиной к теплой стене.
Глава 5. Музыкальный вечер
Роберт не любил большие сборища. Только обещание, данное миссис Грансильвер, верной подруге его матери, заставило его переступить порог ее дома во время концерта. Мать его почила два года назад, и в честь ее памяти он все еще по привычке приходил в тот дом, где они часто вместе бывали. Когда она умерла, Роберт, всю жизнь проживший с ней душа в душу, оказался как рыба, вытащенная из воды. Он скучал по их разговорам, по книгам, которые они читали и обсуждали. Он скучал по ее гербариям, которые мать собирала много лет. Последний, незаконченный, так и лежал на ее столе, и рука его не поднималась его убрать.
Леди Грета Эндерфил скончалась в один миг, приложив руку к сердцу и упав на ковер, когда сына ее не было дома. Роберт был безутешен. Он остался совершенно один, но не стремился ни жениться, хотя ему уже давно перевалило за тридцать, ни просто найти себе друга по интересам. Он замкнулся в своем мире, и старался не выходить из него без особой надобности.
— Граф Эндерфил? Ваша светлость, я очень рада приветствовать вас! — миссис Грансильвер вся цвела, словно роза.