Другая жизнь. Назад в СССР
Шрифт:
Вернее, ансамбль в школе был, но аппаратуры той, что была у Женьки, не было, а состав как-то не складывался, хотя смена поколений произошла, и в коллектив влились очень музыкально-одарённые ребята. Драйва не было, как сказал Громов. А я посмотрел на его пассивно-грустное лицо и подумал, что драйв надо искать в себе.
Меня гитара интересовала просто, как навык, имевшийся у «предка», который грех было не развить у себя. Как и ушу с каратэ. Моя карьера самбиста прервалась, а без спорта жизнь хоть и прекрасна, но непривычна. Баскетбол с волейболом тоже требовали прыжков и ударов, а значит, были для меня неприемлемы. А вот каратэ с у-шу для меня стали
Как сказал «предок»: «каратэ в твоём исполнении стало интереснее и опаснее, как и у-шу».
За три месяца тренировок я растянул оба своих шпагата до максимума и мог проворачивать таз, переходя из одного в другой. Научился бить маваши и ёко гири выше головы, научился много отжиматься на кулаках и пальцах и приседать. А чем мне ещё было заниматься в больнице? Книжки я любить перестал. Пытался рисовать, но моя прежняя память была стёрта, а память «предка» не вызывала картин, которые можно было перенести на бумагу. Хотя, карандашные портреты профессора, врачей и студенток-практиканток имел место, однако профессор их изъял и присовокупил к научному труду, пообещав сделать с них копии и вернуть «потом».
Сегодня Громов не пришёл, и я сам попробовал наиграть соло из его репертуара. Как Сергей играл, я видел многократно, и вот теперь на слух повторял соло, проверяя свою визуальную память. Получалось так себе, но не прекращал вспоминать, попутно импровизируя. Благо, что имелась запись песни, под которую можно было тренироваться.
Музыкальный час пролетел незаметно и я снова вернулся у урокам. Потом у меня была готовка ужина. Мама заранее выложила мякоть, а я «скоренько» накрутил фарша для котлет, проклиная нашу и вспоминая «электромясорубку» из другого времени. Как не правил папа ножи, мелила наша мясорубка плохо.
Фарш я хорошенько замесил, отбил и поставил в холодильник. И тут позвонили в дверь.
— Кого ещё черти принесли? — спросил я громко, подходя к двери и, не гладя в глазок, открывая.
За дверями стоял Громов. Он, как всегда, «менжевался» и ничего не говорил.
— Что, Серёжа? Проходи, чего стоишь?
— Не-е-е… Ты пошли!
— Куда? — удивился я.
— У меня скоро мама придёт. Кормить надо.
— Что ты из себя строишь мать-кормилицу! — вдруг грубо спросил Громов. — Я специально выждал час, зная про твоё расписание. Тебя наши ждут.
— Кто — наши? — не понял я.
— Ну… У Андрюхи Тиханова днюха. У него и собрались. Он что-то сегодня забыл тебя пригласить. Послал меня. Сам не может. Гости у него.
— Ты охренел? Как я без подарка приду?
— Гитару бери, слабаем.
Громов захихикал. На него находили иногда моменты, когда он, вроде как беспричинно смеялся. Одному ему известным мыслям.
— Ты, как злодей из американского комикса, — сказал я, понимая, что не идти нельзя, а дарить нечего.
— Чего? — не понял Серёга моей шутки.
— Забей!
— Чего? — снова непонимающе спросил он.
— У меня подарка нет.
— Возьми бобину с «Пинкфлоидом». Себе потом запишешь снова.
— Логично! Жди! — согласился я, написал маме записку, упаковал гитару в чехол, взял «подарок» и вышел.
Андрей Тихонов — Громов его, почему-то, звал Тихановым, с ударением на «а» — был высок, спортивен и боевит, без сомнений встревавший в заварушки типа подраться с представителями другой школы
Витрюк Сашка занимался в основном футболом, но играл и в хоккей, и во все другие спортивные игры, однако был не высокого роста, что мешало ему лидировать в баскетболе и волейболе. У нас был дружный двор, но всё-таки на дни рождения в соседние дома мы не ходили. Это был мой первый день рождения у Тиханова. Буду называть его так, Громов же лучше должен знать, раз учится с Андрюхой в одном классе.
— О! Серёга с Михой, пришли, сказал открывший дверь Валерка Гребенчук, представитель соседнего с Громовским дома номер девять. Полный по комплекции и совсем не спортивный парень, ничем не проявлявший себя во дворе, но уже учившимся в Политехническом институте.
Было дело, мы с ним в том году подрались, и я победил за счёт борьбы, хотя он и был много тяжелее меня. Однако мы с ним быстро замирились и негатива друг к другу не питали.
Все они были «меломанами», потому что у них был Громов и Наташка Примаченко. Почему-то все дети одного возраста одиннадцатого дома учились в одном классе. У нас такого не было. У Наташки отец был каким-то штурманом на сухогрузе, постоянно ходил за границу и снабжал её самыми передовыми пластинками, потому, что она от них «балдела». Это была, первая и единственная девчонка-«неформалка», в нашей школе, открыто «фанатеющая» от западного рока и носящая джинсу, едва ли не с шестого класса, не смотря на строгий дресс-код для девочек. Просто это была юбка, но джинсовая. И… Она с восьмого класса «стояла на учёте» в детской комнате милиции за то, что на резонный, по мнению всех, вопрос какого-то дежурного учителя, «почему не в форме», она спросила: «А с какого хера я буду ходить в этом коричневом говне?» Она имела ввиду коричневое платье с чёрным фартуком… Хе-хе…
Не смотря на учёт в милиции, Наташка училась очень хорошо, почти на отлично и школа, постепенно смирилась. Вскоре и некоторые из нас стали нарушать школьную форму одежды. Вплоть до цветастых рубашек у мальчиков и ажурных блуз у девочек. Да-а-а…
Наташка заправляла везде, верховодила она и здесь. Чем-то она походила на Настю Полеву, исполнившую эпизод в фильме «Брат» со своей песней[1]. Наташка, как оказалось, играла на гитаре и теперь, судя по манере и ритму, исполняла что-то из «Битлов». Я прислушался и после двух тактов понял, что это «Let it be»[2].
Громов тут же расчехлил свой инструмент и принялся ковырять соло. Я же свою гитару поставил в уголок и присел на табуретку. Квартира у Тихановых была трёхкомнатной, так как заселялись они, когда имели старшую дочь. Дочь съехала к мужу. Квартира осталась на троих. Вот мы и имели сейчас аж целых две комнаты в своём распоряжении. В зале был накрыт стол, где сейчас сидели взрослые, а в Андрюхиной комнате сидела наша «бражка». День рождения, скорее всего, не только начался, и взрослые выпить уже успели столько, что разговор за столом завязался о работе.