Дураки все
Шрифт:
– Он занят на фабрике. Где ваша машина?
– На кладбище. Гас не позволил мне сесть за руль.
– Тогда я позвоню Джерому. Он согласится.
– Ни в коем случае, – отрезал Реймер. – Не надо звонить Джерому. Клянусь богом, если он приедет сюда, я его пристрелю на месте.
– И останетесь вообще без друзей. Сейчас у вас только он да я, а я не стану дольше с вами дружить, если вы пристрелите моего брата, это как-то не по-людски.
– Больше, – поправил Реймер. – “Не стану больше с вами дружить”.
– Опять вы начинаете. Смеетесь над тем, как я говорю. Ничего, я и это внесу в список.
Кэрис утверждала, будто бы составляет список всего того дерьма, с которым
– Вы даже не представляете, как у меня болит голова.
– Вас поэтому и забрали в больницу. Чтобы обследовать. Почему бы вам не остаться там? А Джером со всем разберется.
– Вы имеете в виду, Миллер. Миллер со всем разберется. Мы платим жалованье Миллеру, не Джерому.
– Шеф, мы оба знаем, что Миллер неспособен разобраться ни с чем. Кто бы ему ни платил.
– Плевать, – ответил Реймер. – Пошлите за мной кого-нибудь. Кого угодно, кроме вашего брата, окей? И проследите, чтобы этот человек, кто бы он ни был, захватил у меня из стола ультра-тайленол. И диетическую колу. Приезжайте сами, если иначе нельзя.
– А, поняла. Это проверка, да? На прошлой неделе вы дали мне нагоняй за то, что я отошла от коммутатора пописать, и теперь решили проверить, усвоила ли я урок.
– До свидания, Кэрис. Через пять минут я буду на лавке возле больницы. У главного входа, не у травмпункта. И очень рассчитываю, что за мной приедут.
Реймер сполз со смотрового стола – голова уже раскалывалась – и, пошатываясь, направился к кондиционеру, на котором лежала его одежда. Трусы, что неудивительно, были не только мокрые от пота, но и очень, очень холодные. Реймер буквально слышал, как Кэрис говорит: “Представьте, каково будет их надеть. Как купальные плавки, противные, ледяные… на причинное место”. Реймер закрыл глаза и натянул трусы. Кэрис была права, именно так это и оказалось.
Не успел он осесть на скамью у главного входа в больницу, как подъехал вишневый “мустанг” – кабриолет Джерома и остановился так резко, что взвизгнули тормоза и задрожали рессоры. За рулем, разумеется, был не кто иной, как Джером. “Мустанг” он не доверил бы никому, даже Кэрис, – она, в общем, и не претендовала, но в принципе не любила, чтобы ей говорили, что можно, а чего нельзя. И объяснение брата – что эта машина прославилась благодаря фильму “Голдфингер”, там на ней ездила та белокурая цыпочка, пока Одджоб своим волшебным котелком не снес ей башку, – разозлило ее еще больше, потому что это не столько объяснение, сколько описание; так говорят, когда хотят убедиться, что вы имеете в виду одну и ту же машину. Реймер, признаться, тоже не понимал логики Джерома. Тот говорил: “Вдруг ее разобьют, не хочу рисковать”, но Реймер подозревал, что Джерому просто-напросто не хочется заново регулировать сиденье. Джером высоченный – шесть футов шесть дюймов [12] – и длинноногий. Другому водителю, чтобы достать до педалей, придется двигать сиденье, то есть потом Джерому придется заново регулировать его под себя, а вдруг не получится отыскать
12
198 см.
Но его отношение к “мустангу” превосходило все диагнозы. Джером не любил, даже если кто-то занимал пассажирское сиденье, хотя для хорошеньких женщин охотно делал исключение. А поскольку Реймер к ним не относился, он поневоле заподозрил, что Кэрис выкрутила брату руку, чтобы заставить его поехать в больницу. Реймер на это надеялся, поскольку, если Джером сам вызвался его забрать, значит, Реймеру не показалось и Джером действительно в последнее время очень и очень странный.
Джером опустил стекло и, как обычно, предельно серьезно сообщил:
– Меня зовут Бонд. Джером Бонд. (Штука в том, что фамилия Джерома и Кэрис действительно Бонд.) Ты часом не истекаешь кровью? А то у меня сиденья из натуральной кожи.
Реймер не двинулся с места.
– Садись уже.
– Я подумаю.
– Вот в чем твоя проблема, – сказал Джером. Он, как и сестра, слишком часто рассуждал о проблемах Реймера. – Лучше истребить эту привычку в корешке, кореш. Если в таком возрасте начать задумываться о том о сем, без опыта и должного руководства, неизвестно, к чему это приведет.
– Я сказал Кэрис, что пристрелю тебя на месте, если ты только явишься, и что ты делаешь?
– Да, но, видишь ли, я тебя опередил.
Левой рукой в водительской перчатке без пальцев Джером сжимал руль. А когда поднял правую, Реймер увидел, что Джером держит револьвер. Реймер вздохнул. Это, конечно, шутка, но, по мнению Реймера, слишком уж часто Джером расчехляет оружие. Разумеется, он никогда ни в кого не целится, предпочитая классическую позу Джеймса Бонда – дуло вверх, – и все равно ему словно нравится напоминать окружающим, что он вооружен, и, поскольку он коп, неважно, черный или белый, ему это разрешено.
– Садись давай, пока не пролилась кровь.
Реймер встал со скамьи, обогнул машину, открыл дверцу, с облегчением отметив, что револьвер Джерома скрылся в кобуре, – по крайней мере, так Реймеру показалось. И все равно он замялся, прежде чем сесть в машину, поскольку едва ли не больше всего на свете Джером любил рвануть с места в тот самый миг, когда задница Реймера лишь коснулась сиденья и он даже дверь не успел закрыть.
– Знак видишь? НА ТЕРРИТОРИИ БОЛЬНИЦЫ СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ. МАКСИМАЛЬНАЯ РАЗРЕШЕННАЯ СКОРОСТЬ – 15 МИЛЬ В ЧАС.
– Нет, все-таки ты беспокоишься слишком много.
– Да? – Реймер осторожно уселся в машину. – Что ж, у меня есть на то… – Он собирался сказать “основания”, но Джером газанул, взвизгнули шины, Реймера вдавило в глубокое сиденье, он треснулся затылком о подголовник, да так, что искры из глаз посыпались.
– Беспокоиться следует только о том, что в твоей власти, – разглагольствовал Джером, пока “мустанг”, виляя, выезжал с территории больницы. – А на все остальное дерьмо просто махнуть рукой. Иначе это как… болезнь… рак, который пожирает твое нутро, и однажды…