Дураки все
Шрифт:
– А Рой всегда так. – Джейни допила кофе и поставила пустую чашку в пластмассовый таз для грязной посуды. – Не делает, не делает, а потом как сделает. Но уж когда сделает, то, как обычно, пострадает моя челюсть.
– Он ломает тебе челюсть, потому что ты вечно ему хамишь.
– Нет, он ломает мне челюсть, потому что ему нравится ее ломать.
– Как тебе нравится хамить, – бросила Рут.
– Ой, да конечно. – Джейни остановилась на пороге квартиры. – Подумать только, и в кого я такая?
Не успела за дочерью закрыться дверь, как Рут набросилась на Салли:
– Я не хочу это слышать!
Как он и боялся, Рут не терпелось возобновить их ссору с того самого места, на котором
– Что ты не хочешь слышать?
– Твое мнение.
Вообще-то Салли даже обрадовался, что можно промолчать. Он заметил, что ситуация изменилась в его пользу, причем без его участия. Ничто так быстро не возвращало ему расположение Рут, как стычка между ней и ее упрямой дочерью, и Салли сомневался, что Рут захочет вести войну на два фронта, тем более что на одном она точно проиграет. И, видимо, угадал, поскольку, едва он уступил ей в гляделках, она тут же расслабилась.
– Спасибо, – совершенно искренне проговорила она.
– Пожалуйста, – ответил он. – Я, может, сказал бы что-то хорошее. Но ты уже этого не узнаешь.
Судя по взгляду, который бросила на него Рут, ее это ничуть не расстроило. Рут налила себе кофе, подвинула табурет, уселась напротив Салли, тыльной стороной ладони погладила его по щеке – первая ласка за многие месяцы; этот жест окончательно рассеял остатки его растерянности. Все-таки это его жизнь, такая, какая есть, а не кино о ней.
– Так все-таки что на тебя нашло? – задала Рут тот же вопрос, что и прежде, когда злилась, но теперь уже совершенно другим тоном. Тогда Рут имела в виду то, как Салли обошелся с Роем Пурди, теперь… кто знает?
– Он опасен, Рут.
– Думаешь, я этого не понимаю?
Салли в этом сомневался. Понимает ли?
– Я знаю, ты считаешь, что помогаешь мне, но это не так. Если он психанет, ты окажешься в больнице. Или на кладбище.
– Может быть, я тебя удивлю, – повторил фразу Роя Салли, хотя и в его устах она тоже звучала жалко.
– Он на сорок лет тебя моложе. И не станет драться честно.
– Это я понимаю, – ответил Салли (приемчики, которые он планировал применить к Рою Пурди, образчиком честности тоже не назовешь). – Но если он на меня набросится, то отправится обратно в тюрьму и ты от него избавишься.
– Да, но если он тебя убьет, я избавлюсь и от тебя.
Два года; а скорее, все же один. Быть может, на самом деле он завелся именно из-за этого – подсознательная попытка к бегству, стремление уйти из жизни на собственных условиях, не дожидаясь рокового сбоя слабеющего сердца? Есть же такие, кто покончил с собой, разогнавшись на темной дороге и направив машину в подвернувшееся дерево или на встречную полосу. И как Рой Пурди укладывается в этот сценарий? Самоубийство с помощью мудака?
Слабость этой теории в том, что она подразумевала, будто Салли хочет умереть, а он совершенно точно этого не хотел. Когда Карл объяснял, какую работу намерен поручить Рубу – работу, на которую никто в здравом уме не согласится, – Салли уколола зависть, и объяснить это он был не в состоянии даже себе. Если источник зловонной слизи, прущей из-под пола фабрики, действительно на салотопенном заводе, то чистить ее – работенка более чем паскудная. Такое не по душе никому, в том числе Салли. Да и не настолько он ненавидит себя, чтобы считать, подсознательно или нет, – по крайней мере, как он это понимал, – будто подобной гадостью ему и следует заниматься. По душе ему, насколько Салли мог судить, нужность этого дела. В этом был плюс работы, которой некогда занимались они с Рубом, – она была нужна. А сделав ее, они чувствовали удовлетворение, даже удовольствие – пропорционально перенесенным трудностям. Мало приятного в том, чтобы обшивать дом
И все-таки. Салли вновь посмотрел на свою квартирную хозяйку, а она на него. Казалось, она говорила: “Только честно”. Салли решил, что она имеет в виду давний вопрос о том, не жалеет ли он, что не сумел лучше распорядиться жизнью, дарованной ему Богом. Иными словами, не жалеет ли он, что не добился большего, а всего-навсего обшивал на морозе стены гипсокартоном, рыл под палящим солнцем канавы, снова и снова усаживался на табурет за стойкой и ввязывался в пьяные споры о том, существует или нет такая вещь, как сексуальная зависимость. Уж не сомнительная ли ценность подобного существования вынудила его на миг разувериться в реальности происходящего? Разве, если он убьет Роя или позволит ему убить себя, такое существование станет хоть малость осмысленнее?
– Слушай, – сказал Салли, – если ты хочешь, я от него отстану.
– Хочу? Чего я хочу, так чтобы этого яйцеголового прихлопнуло чем-то тяжелым. Почему Бог никогда не обрушивает кару на роев пурди мира сего?
Салли не ответил, решив, что Рут вряд ли спрашивает всерьез.
– В любом случае, – произнес он, – за меня не беспокойся. Я чего-то хандрю.
– У всякой хандры есть причина, – отрезала Рут. – Когда возвращается Питер?
Ах вот к чему она клонит. Ладно. Значит, скорее всего, не вытянет из него правду.
– Вроде во вторник. А что?
– Может, он все-таки передумает.
– Нет, он твердо решил уехать. – Рут впилась в Салли взглядом, и он спросил: – Что?
– Ты очень расстроишься, если я скажу, что так и не полюбила его?
– Ну, он все-таки мой сын.
– Может, мне хотелось бы, чтобы он и вел себя соответственно.
– А ему, может, хотелось бы, чтобы, когда он был маленьким, я вел себя как отец.
– И срока давности эта обида не имеет?
– Не знаю. А должна?
– Я тоже не знаю, – ответила Рут. – Впрочем, все мы лажаем. – Она кивнула на дверь дочкиной квартиры.
– Это точно, – согласился Салли. – Вообще-то я думаю, Питер меня почти простил. Обычно мы с ним нормально ладим.
И это была правда. Питера по-прежнему удивляло, что два таких разных человека связаны кровным родством, но в последние годы их с Салли отношения все-таки потеплели. Те полтора года или около того, что они проработали бок о бок, пока Салли не удалился от дел, явно пошли обоим на пользу. Возможно, Питер по-прежнему не понимал, что движет отцом, но, по крайней мере, он понял ритм дней Салли, не говоря уж о вечерах. А Салли, в свою очередь, приятно удивился, узнав, что Питер отнюдь не такой слабак, каким кажется, не чурается тяжелого физического труда, пусть даже тот не приносит ему удовлетворения и не откликается в его душе.