Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Мне не нужен адвокат! – грубо отрезала Тори, когда дверь вновь закрылась и молодые люди остались наедине. – Я сумею защитить себя самостоятельно. Я владею знанием уголовного законодательства.
– Учитывая, что ты всего лишь на втором курсе юрфака. Декан, я слышал, твои документы уже готовит на отчёт, – Сергей неодобрительно фыркнул, заставляя девушку нахмуриться.
– Афанасий Юрьевич исключает меня из РАНХиГС, всё-таки, – заключённая грустно вздохнула, – ну, а на что я со своей биографией могла надеяться?
– Вот именно. Потому как мне нужен опыт я стану твоим
Михаил не знал того, что его брат и Виктория были знакомы дольше, чем тот себе представлял. Сергей учился на пятом курсе юридического факультета, покуда Виктория только на втором,и хотя они знали друг друга в лицо, но практически не пересекались.
– А вам – двадцать три, – парировала Тори с горечью. – Я не кичусь, я не хочу впутывать вас с Мишей. Вы и так чудом не попали под соучастников.
– Ничего, это будет моей практикой, – ответил Орлов-старший с абсолютным спокойствием. – Первое дело, пусть и проигрышное, но какое громкое!
С этими словами на столе перед Викторией появилась газета “Коммерсант”. Девушка вопросительно посмотрела на собеседника, а затем осторожно перевернула лист издания. Третья статья содержала информацию о событиях “Сенного антитеррора”, а также её фамилия как организатора данных мероприятий.
– Впечатляет? – с язвительной ухмылкой спросил Сергей, поняв, что смог ошарашить заключённую. – Смотри, что написали: “...в связи с тем, что экстремистке на момент совершения преступления было меньше двадцати лет, политологи клеймили задержанную Дементьеву прозвищем “Умница”... Вот как на это событие высказался лидер партии ЛДПР В.В.Жириновский.”
Виктория подняла голову: странный взгляд упал на Орлова-старшего – глаза её блестели так, как только могут сверкать у людей, которых в первые застала известность.
– “Умница”, значит? Признают? И много подобных статей? – спросила она, медленно поднимая глаза.
– Не слишком, относительно новости о летящей на нас комете, – усмехнулся Сергей. – Ещё Матрона предсказывала, что в 2017 настанет конец света.
– Ну да, что уж там, что на носу государственный переворот... – Дементьева перелистнула страницу, и от увиденного следующего глаза её расширились в бесконечном застывшем испуге.
– Что? – взволнованно спросил юрист, наблюдая за изменениями в лице девушки.
– Вводят УЭК, – слабо произнесла она, отстранив от себя печатное издание.
– Да, но как эксперимент. В августе.
– Нет! – уверенно воскликнула заключённая с гневом. – У них нет никаких экспериментов априори! Неужели вы этого не поняли до сих пор, Серго? В вас вживят чип и вы до скончания своей жизни останетесь под контролем. Каждый ваш шаг...
– Не стоит за меня беспокоиться. Побеспокойся о себе: если нас ждёт тоталитарный режим, то тебя не оставят в живых, если не скажешь, что не имеет отношения к восстаниям.
– Сергей, – Виктория тяжело вздохнула и опустила голову, будучи не в силах смотреть ему в глаза, – даже если истина откроется, даже если они всё узнают, я не могу подтвердить эту правду.
Орлов, внимательно выслушав заключённую, удручённо покачал головой в знак недоверия в успех.
– Это же не дело Усамы Бена Ладена, – ответил он. – Такой воздушный замок в одночасье может рухнуть. Мне жаль...
– Не хороните меня раньше времени! – возразила Тори, повысив голос. – Послушайте, со дня на день власти проведут амнистию политзаключённых.
– Откуда такие знания?!
– Я знаю, поверьте мне, – умоляюще просила она. – Так складываются обстоятельства.
– Чушь!
– Мне о том сообщили, – шёпотом произнесла Виктория, сжав своей ледяной ладонью руку Орлова. – Прошу, езжайте в штаб, передайте Заславскому, что действия радикального характера необходимо начать! Если введут УЭК, наша страна обречена...
Орлов хотел было вспылить и заявить, что не подписывался на роль связного, однако быстро распрощался с той мыслью и ответил утвердительно.
– А что будет, если амнистию не проведут? – вдруг спросил он, на переносице от дугообразных бровей появилась морщина . – Ты думаешь о своем будущем?
Виктория посмотрела на Сергея с неопределённостью: в её глазах также, как и у него трепетал усталый, но огонь. Огонь, которого уже никогда не будет в тех льдистых глазах.
– Я в себе уверена, и в будущем тоже, – кратко ответила она, – но если что-то вдруг пойдёт не так, то меня по новому законопроекту либо – да – убьют, либо...
Она не договорила. Оттого, что ей было стыдно рассказывать о своей болезни человеку, с которым она учится на одном факультете.
– Либо?..- Орлов-старший сощурил изумрудные глаза.
– Нет! – отрезала Виктория, отдёрнув ладонь от руки Сергея, словно он ударил её током. – Выбора нет. И вас это не должно волновать. Вы должны будете идти дальше. Вперёд к Октябрю.
– Это ирония?! Я не радикал, насилие мне чуждо!
– Однако вы верите в революцию! – воскликнула она, и голос её с каждым словом вытягивался словно струна. – И верите, что иного пути нет. Иначе зачем вы здесь?
– Не с целью убивать...
– Но с целью изменить!
Серж замолчал, не зная, как возразить, ибо девушка придиралась и находила контраргументы ко всем его словам. Виктория, понимая, что молчание их ни к чему положительному не приведёт, решила добавить, чтобы не ставить Орлова в неловкое положение.
– Я не желаю смерти невиновных. Я не желаю смерти Миши. Не желаю вашей гибели. Однако желаю гибели тех, кто это заслужил. Есть ли право убивать?.. Да, уверена, есть. Мы все провинились. И каждый смерть получит в наказание. И приговор озвучат в своё время. И если такова судьба, то я не отрекусь от своих слов. Мы ушли совершенно на иную тему: расскажите же, прошу, что стало с Мишей, с партией? Какова в целом обстановка в стране на ваш взгляд? Я не желаю читать эти филькины грамоты!