Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Не дуйся, Серго.
– Нет! Я твой друг! Как грузин грузина прошу не таить! – оживился большевик. –Ты мне что, не доверяешь?
– Серго…
– Нет, Коба, ты мне прямо скажи! Не доверяешь?
– Ты меня за кого принимаешь? – включил свою эмоциональную натуру Коба, заговорив на своём родном языке. – Я тебе доверяю, а вот как ты мог такое подумать?! Аллилуевы – потрясающие люди, это лучшая семья, которую я когда-либо встречал! Товарищу Ленину может понравиться у них, и тогда кто знает… А вообще я клянусь, ты будешь первым, кто узнает
Восторженный пламенным ответом Кобы, Орджоникидзе слегка побледнел, но такое было вполне приемлемо у грузинов, поэтому он даже обрадовался.
– Ловлю на слове, пойдём, нужно сообщить об этом Вождю, – ответил Серго, направляясь к мостовой, чтобы потом оттуда, минуя пару кварталов дойти до дома идеальной семьи, по мнению Кобы.
Всё же, всё случилось так, как предполагал Коба: Ильича и Зиновьева пугала возможность суда, поэтому между ними не возникло никаких противоречий – решение отбытия из Петрограда было принято единогласно, к тому же Ленин не хотел злоупотреблять радушным гостеприимством Аллилуевых. Следующим пристанищем для большевиков оказался дом рабочего Емельянова, а если быть точнее – шалаш на берегу озера. Следующим же утром все трое отправились в путь. Проплыв на лодке водную преграду, они высадились на сушу, где и располагался небольшой шалашик.
– Здесь довольно мило, уютно, – довольно отозвался Ильич, оглядываясь. – По крайней мере Керенскому нас здесь найти будет нелегко. Прекрасно, Коба, я восхищён. А как тебе, Григорий?
Зиновьев молчал, грустно уставясь на горизонт. Коба недоумённо посмотрел сначала на Григория, затем на Ленина.
– Эх, не обижайтесь на него, Коба, он просто удручен и расстроен, – пояснил Ильич. – Нелегко вот так вот просто в считанные дни поменять весь образ жизни. К тому же масла в огонь подливает страх. Оно и понятно, ночью арестовали Троцкого и Луначарского, прямо из постели взяли. Не думал, что мне будет жаль «Иудушку»…
Коба улыбнулся: много что грузина радовало в этой ситуации, особенно «внезапный» арест Троцкого. Большевик даже не скрывал своей неприязни, но будучи умным человеком, открыто злорадствовать он не стал.
– Такова судьба, – ответил он, опуская голову.
Ильич согласно кивнул, неотрывно глядя на Зиновьева, который безысходно кидал камушки в воду.
– Вы уже несколько раз выручали меня, мне уже просто неудобно снова к вам обращаться…
– Что вы! Я говорил, что вы всегда можете положиться на меня!
– Пока я буду здесь, нужно, чтобы кто-то руководил партией. Вас не арестуют, я решил, что вы способны проконтролировать её работу.
Жёлтые глаза Кобы засияли. Он не верил своим ушам – сам Вождь просит его руководить партией в его отсутствие! Никогда ещё Коба не чувствовал себя таким счастливым. Возможно, это чувство сравнимо с наивной детской радостью, но всё это чушь: лишь по-настоящему счастливый человек мог почувствовать эту радость, такую нежную, трепетную, но в то же время грандиозную и нерушимую.
– Я… я сочту за честь эту просьбу, Владимир
– Ох, вы такой сентиментальный, я даже не думал, – весело заметил Ильич, – но у меня есть ещё одно поручение к вам. Пока я здесь, а вы в Петрограде нужен будет человек, который смог бы посещать меня с Григорием, и в то же время вести дела «за горизонтом», выполнять кое-какие мои поручения: передавать сообщения от вас ко мне и наоборот – то есть связной. Это должен быть человек из партии: хитрый, ловкий, умный и пронырливый. У нас таких большинство, но всё-таки я полагаюсь на ваше чутьё. Найдите мне его, Коба!
====== Глава 22. Связной ======
…Все они действительно сильные натуры… раз вступив на революционный путь, даже из поражений всегда черпали новые силы…
(с) Карл Маркс.
– На кого ты работаешь? – словно звоном раздался в голове полицейского громкий противный голос. Полностью придя в сознание, лейтенант Свиридов с ужасом огляделся. Он понял, что не мог двинуться с места: руки и ноги его были связаны и уже порядком затекли. Помещение было полицейскому незнакомо, но и на камеру пыток оно так же не походило, – как решил Свиридов. Он сильно зажмурился, думая, что спит, но резко открыв глаза и поняв, что картина происходит в реальной жизни, отчаянно заёрзал на стуле.
– Муравьёв, ты допросы вообще когда–нибудь вёл? Что за глупый вопрос! Он в полиции работает.
– Не лезь, Тори. Надо же начать. Может быть, он знает больше, чем мы думаем! – оправданно заговорил парень, который допрашивал Свиридова и с пущей силой затряс стул. – Отвечай!
– В п-п- полиции, – заикаясь от волнения проговорил лейтенант.
– Ох, я же говорила, – девушка-блондинка, которая стояла в тени, облокотилась на стенку, уныло скрестив на груди руки. – Конечно, никто никогда меня не слушает. «Самая мелкая, а ещё лезет в политику. Подрасти, потом будешь советы давать», – передразнила она. – Возраст это не грань!
– Послушай, Тори, твой профиль – агитация, – отрезал молодой человек, обернувшись к ней. Девчонка только хмыкнула, тряхнув головой.
– Ты забываешься, Муравьёв. Разве ты обезвредил и привёз сюда шпиона? Да и особой разницы между нами нет, по крайней мере, я не вижу. С какой стати именно ты допрашиваешь? В нашем коллективе есть сотрудники «постарше» и поумнее, чем ты!
Полицейский сощурившись изо всех сил пытался разглядеть ту, которая стояла в стороне. Он вспомнил, что это была девушка, в чьей квартире он был в последние часы.
– Бла, бла, бла… – Муравьёв скорчил препротивную рожу. – Может теперь тебе медаль за это вручить надо?
Парень откашлялся и вновь повернулся к Свиридову, который с ужасом заметил, что глаза у незнакомца налились пущей ненавистью. Он перестал трястись, пытаясь понять, за что конкретно с ним так обращаются.
– Кто ты такой?
– А вы кто? – неуверенно спросил правоохранитель порядка, вжав голову в плечи.
– Молчать! Здесь вопросы задаю я! – пафосно крикнул он. – Имя, фамилия!