Дьявол для отличницы
Шрифт:
Я уставилась на него озадаченным взглядом. О чем он вообще, черт побери?
– Ты бредишь.
– Жаль твои волосы… Ничего не изменилось… а я почти..
– Послушай!
– Я вцепилась в плечи парня, заглядывая ему в лицо, но он увернулся.
Тогда пришлось обхватить его лицо руками и быстро проговорить свои слова, стараясь не замерзнуть под этим холодным взглядом колючих серых глаз.
– Я знаю, у тебя что-то произошло. Но это все пройдет, изменится в лучшую сторону. За плохим всегда наступает хорошее, но ты не должен… - я запнулась. Что я могла ему сказать?
Он внимательно посмотрел на меня, сфокусировавшись на моем лице. И почти пришел в себя.
– Ты думаешь, что я... Неужели ты правда думаешь, что я настолько слаб, что могу покончить с собой? – Он все-таки произнес это, а я вздрогнула от страшных слов.
– Я…
Захар рассмеялся, подняв голову к серому небу. Дождь усиливался, а мы сидели почти по пояс в воде, мокрые, грязные, в смешанных чувствах. Он опустошенный и раздавленный. Я злая и испуганная.
– Тебе нужно выйти из воды.
– Агафонова? – позвал он меня, перестав смеяться. И голос его не предвещал ничего хорошего.
Я посмотрела на него, не решаясь ответить.
– Ты выглядишь смешно и жалко. Катись отсюда. Исчезни из моей жизни навсегда.
Моя растерянность тут же улетучилась. И теперь закипала злоба. Какого черта я полезла его спасать?! Он чувствует себя превосходно, уже может унижать и оскорблять. Все как обычно. Я резко встала, возвышаясь над ним.
– Знаешь что? Это и правда конец. Сиди и подыхай тут, топись под чертовым дождем. А я пойду и лягу в сухую палатку, думая о завтрашнем дне, когда я наконец избавлюсь от твоего гадкого отравляющего присутствия. Мне плевать, что там у тебя произошло, но если хочется раствориться в своей депрессии, то ради Бога, пожалуйста. Это просто нелепо. Пора взрослеть, отвечать за себя головой. А ты бежишь прятать слезки под дождем.
Он яростно вскочил, пошатываясь. Машинально я протянула руку, чтоб поддержать, но он ударил по руке, отбрасывая ее в сторону.
– Не смей! – прошипел он. – Не смей делать вид, что тебе не все равно. Не смей говорить мне что-то подобное, ты, вероломная стерва.
Он буквально выплюнул последние слова, и, не удержавшись, обессиленно упал на свою пятую точку в воду. Падая, схватился за ту самую руку, которую секунду назад оттолкнул, и я упала на него, вцепившись в его плечи. Наши губы непозволительно приблизились, практически соприкасаясь.
Я хотела отшатнуться, честное слово хотела, но почему-то осталась на месте, подрагивая от… дождя. Конечно же, это дождь. Я не могу ничего испытывать к этому дьяволу. Пропади он пропадом. Это просто…
Он вдыхал мой воздух, прикрыв глаза, и не делал ни единой попытки отодвинуться или, наоборот, приблизиться еще сильнее. До поцелуя. А я? Господи Иисусе, я приоткрыла губы, абсолютно запутавшись в себе, в этой атмосфере. Желая просто, чтобы что-то сдвинулось с мертвой точки. Жаждая тяжелого, как этот серый треснувший небосвод, поцелуя своего врага.
– Ты слишком грязная, - слова словно пощечина по моему горящему от стыда лицу. Глаза смотрят на меня убийственно, презрительно, разбивая жалкие остатки гордости и чувство собственного достоинства на осколки. –
Как ему удается унизить всего парой слов, взглядом? Растоптать. Сделать вид, что ему что-то нужно, заставить поверить, что что-то испытывает, чтобы потом посмеяться, бросить в лицо насмешку. Чтобы я сгорала, желая раствориться в дожде, в густом и липком воздухе, мечтая упасть и зарыться лицом во влажную землю, изменить ход времени и никогда не выходить сюда к этому песчаному берегу. Позволить ему убиваться в своей печали и болезненном состоянии. Наслаждаться его агонией, но не приобрести свою.
И лучшее, что я могла сделать – это встать и убежать от него. Убежать от серых глаз, цвет которых смешался с грозовыми тучами над нашими головами. Убежать от губ, сведенных в насмешке, рук сжатых в кулаки. Сбежать как трусливая мышь, спрятавшись в подполье.
Скоро все закончится. Клянусь Богом, все закончится. Я смогу это пережить.
Но, черт возьми, который раз я вот так бегу от него?
Глава 16
POV Захар. Настоящее
Безучастно наблюдал, как Агафонова моет полы, старательно выжимая половую тряпку, снова и снова накидывая ее на швабру, чтобы елозить ею по мраморным плитам. Пиджак она скинула, закатав рукава рубашки до локтей, чтобы не намочить. Юбка, строгой длин до колен, иногда задиралась, когда она наклонялась к швабре, заставляя отводить от нее взгляд.
Я не делал ни малейшей попытки помочь, но в этот раз она даже не взглянула в мою сторону, упрямо переводя взгляд с пола на тряпку, затем обратно, и так по замкнутому кругу.
Громко покашлял, напоминая о себе, и принялся дальше ничего не делать. Она отошла в сторону, игнорируя мой кашель, и продолжила драить полы, пока я ждал. Ждал, что она закончит мыть свою половину и бросит мне тряпку в ноги, возмутится, что я стою тут столбом. Как тогда, на малиновой поляне. Но снова мимо.
Полина помыла одну половину и, без малейшей, запинки перешла на вторую. По-прежнему, не обращая на меня никакого внимания, как будто я стал невидимым. Как же раздражает.
– Почему ты играла ту музыку? – Мой голос разрезал тишину, эхом убегая под высокий расписной купол церковного зала.
Просто хотелось что-то сказать, а не гипнотизировать ее напряженную спину.
– Какую? – недовольно спросила она, как будто я прервал ее от очень занимательного и увлекательного занятия.
– Какую-то мелодию из компьютерной игрушки, как говорит Кристина. Вместо Баха.
– Тебе действительно есть до этого дело? – поинтересовалась она, подняв брови.
– Попробуй догадайся. Для чего, по-твоему, я спрашиваю?
Девушка пожала плечами, и вновь вернулась к драгоценной тряпке.
– Не знаю. Может чтобы вновь унизить, сказать что-нибудь гадкое.
– Я всегда уважал твой музыкальный талант, - возразил я. – Вряд ли сказал бы что-то плохое по этому поводу.
Она громко рассмеялась, ставя меня в неловкое положение.
– Ой, да брось, ты. Это говоришь мне ты, который несколько раз на уроке церковного пения пел мне на ухо мою песню? Ту, которую я написала. Ту, которую ты отверг и посмеялся. Уважает он.