Дым осенних костров

Летэр Линда

— В день моего последнего возвращения из дозора. Двадцать девятого дня ардорн саэллона.

— Догадывался ли ты до того об их взаимных чувствах?

— Нет.

— И ты не пытался уговорить леди Амаранту одуматься?

Пауза.

— Нет, Ваше Величество.

— Почему?

— Решение ее было окончательным… Я понял это, видел в ее глазах. Таких слов не бросают на ветер.

— И ты смог принять это?

Он опустил глаза. Горло сжал спазм. Разве были у него альтернативы?

— Чиста ли перед ней твоя совесть? Как полагаешь, не

послужило ли вашему разрыву нечто, что ты совершил или не совершил?

Ноги Наля начали слабеть. Ему стоило большого труда стоять непоколебимо прямо, как достойно перед монархом. Уши заполнил слабый гул.

— Да, мой король, — произнес он, поднимая взгляд и встречаясь с внимательными серыми глазами Ингеральда. — Я исполнял свой долг перед вами и королевством, исполнял данную вам присягу… Ради всех. Совесть моя чиста.

— А если бы леди Амаранта все же одумалась и вернулась к тебе?

Наль качнул головой.

— Я не принял бы ее.

Ингеральд долго молчал, поглаживая тонкими пальцами крупный перстень-печатку с гербом династии Лаэльнэтеров.

— Веришь ли ты в искреннюю любовь леди Амаранты к моему сыну?

Наль быстро опустил глаза. Это был еще один кинжал, тщательно поворачиваемый в сердце всякий раз, когда он пробуждался от забытья. Уши его вспыхнули.

— Я… не знаю, Ваше Величество… Я не могу судить…

— Это весьма благочестиво, однако речь сейчас идет не о досужих сплетнях, а о беспристрастной, здравой оценке, о судьбах многих.

Решаясь, Наль поднял взгляд. Он давал присягу королю. Он не может ни утаить, ни уклониться от ответа.

— Я допускаю, что на выбор леди Амаранты мог повлиять титул принца.

Король откинулся в кресле и снова помолчал.

— Семья моя в лице моего младшего сына принесла тебе тяжелые страдания, — заговорил он наконец. — Я сожалею об этом.

— Я безмерно ценю вашу открытость и ваше участие, мой король.

— Погрузившись в дела королевства, не распознал я происходящего в собственном доме. Если бы я предвидел, то строже приглядел бы за Алуином, но теперь, когда оба по доброй воле выбрали друг друга, невозможно принудить их изменить своему сердцу.

— Вы правы, Ваше Величество.

— Желаешь ли ты виры или оправдания через суд?

— Нет. Я отказываюсь от любых притязаний и желаю лишь не иметь более никаких дел, пересекающихся с королевскими. — Проговорив это, он похолодел. Фразу можно было толковать двояко. Он и сам не был уверен, какой смысл собирался в нее вложить. Должно быть, Ингеральд тоже отметил это, потому что следующий вопрос прозвучал как гром в ясный день.

— Посещала ли тебя мысль покинуть королевство?

Истерзанный мучительным разговором, Наль в исступлении сцепил перед собой руки:

— Ваше Величество, вы вольны изгнать меня, лишить должности, отправить в штрафной отряд, сделать со мной все, что пожелаете! Прошу лишь пощадить мою мать и мой род! — В сильном волнении он не заметил, как приблизился к царственному креслу. — Никто, кроме меня, не в ответе за то,

что я оказался на пути у принца. Все Фрозенблейды глубоко верны вам…

— А ты? — перебил Ингеральд. — Ты верен мне?

— Вы мой король, Ваше Величество, — прошептал Наль. — Я верен вам до конца моей жизни.

— Так в чем же дело? — Показалось, или Ингеральд и впрямь слегка улыбнулся? — Так горячо говорил ты о своей матери, но подумал ли, какую утрату она понесет, окажись ты в изгнании? А род твой? Не довольно ли лишений?

Так как Наль недоуменно молчал, Ингеральд продолжил.

— Ужели оружейник мой полагает меня пристрастным правителем, коему недоступна гибкость и не близка жизнь подданных? Ты не несешь ответственности за полученное бесчестье, и если желаешь, можешь, не теряя должности, остаться при дворе.

— Ваше Величество! — вскричал Наль, падая на одно колено. Он трепетал всем телом, устремив лихорадочный взгляд на короля. — Целиком и полностью предан я вам, династии и Исналору! Но не заставляйте меня ковать для принца Алуина, иначе в бою это оружие обернется против него.

— Что же, — невозмутимо развел руками Ингеральд. — Похоже, у Алуина появится отдельный оружейник.

35. Дилемма птицеежей

До дверей он дошел шагом твердым и ровным. Сразу за порогом чрезвычайное душевное и телесное напряжение отомстило ему. Едва добравшись до первой ниши, пришлось остановиться. Пережидая сильное головокружение, Наль держался за стену, обливаясь потом и ощущая, как тяжело бьется сердце о ребра, отдаваясь в голове, ноги подкашиваются, а к горлу подступает дурнота. Его опять знобило. Разговор с королем отнял почти все силы, однако мысль о неизвестном исходе конфликта погнала во двор.

Встревоженно сдвинув брови, молодой эльф направился туда, где не разошлась еще шумная, жестикулирующая толпа придворных. Кетельроса среди них не было. Айслин бросилась навстречу с влажно блестящими глазами.

— Кто победил? — серея, отрывисто спросил Наль.

— Ничья! — веско заявил племянник Вальбера.

— Лорд Эйверет, — откликнулся друг последнего.

— Ничья? — удивился Наль. — Что это значит? — Он окинул недоуменным взглядом еще присутствующих и пролитую кровь на земле.

Чуть далее мелькнули золотые волосы Мадальгара, Электриона и Иделинд. Ларетгвары, утешавшие Айслин, верно, прибежали на шум прямо из королевской псарни: в руке у Крейи был прошитый серебряной нитью кожаный ремешок с ошейником, Тириэль забыла снять замшевую рукавицу для ухода за питомцами с короткой шерстью. На поясе Деланнара висела щетка, полная белого пуха, который облеплял всю одежду.

Эльфы расступились. Наль увидел Эйверета. Сорочка его была разорвана у пояса и пропитана алым, как и повязки чуть выше пряжки ремня, а побелевшие губы и опустошенный вид придавали сходства с пасынком. Айслин вернулась к мужу, опустилась на землю рядом с ним, не боясь запачкать в крови белую шелковую юбку, и уткнулась лбом в его плечо.