Её Сиятельство Графиня

Вериор Лика

— На правах старого знакомого, — начал он, — я бы не советовал вам вмешиваться между этими двумя. Ситуация слишком сложная — это состав, несущийся по рельсам, и всякое вмешательство может оказаться камнем под колёсами.

— Мне непонятны такие сравнения, — процедил Илья.

— Лезть — себе дороже, — перефразировал Лев.

— Уж тут я разберусь.

— Напомню вам, что вы ей — не опекун. У неё их вовсе не осталось. Она сама вольна принимать решения, разве что их величество решит вмешаться, но мы молимся об обратном. Поверьте мне и моему опыту, — Лев многозначительно

посмотрел Илье прямо в глаза, — единственный выход для Лизаветы — разобраться в этом самой. Не портите ей жизнь… Да и вряд ли вы хотите лишиться её — независимо от результата вашего вмешательства, она вам его не простит.

— Лев прав, Ильяс. Пока они не переступают рамки приличий… А они их не переступят! — поспешил добавить Огюз бей. — Нет причин для волнений.

Илью эти слова не убедили, но князь уже покинул Лизу, а вскоре и она сама попросилась домой.

* * *

Санкт-Петербург

Разговор с князем должен был запутать меня ещё сильнее, но случилось обратное. Конечно, я задавалась вопросами — зачем? Почему? Что ему с моего мнения? Какая разница, что я о нём думаю? И, если князя это заботит — а судя по всему заботит, — почему он пытается держаться на расстоянии? Сейчас, когда я свободна, когда предложения о замужестве сыпятся, как листва по осени?

Чем же руководствуется князь Воронцов и зачем бередит мою душу? Ведь я, успокоенная его признанием, для себя определилась точно — я хочу быть ему женой и точка. Никто больше не интересует меня и никогда не заинтересует. С ним — или навсегда одной. Я не вижу иной жизни… Возможно, я бы размышляла иначе, если бы не его откровения, но как моё сердце могло удержаться? Он чувствует себя виноватым, он не хочет войны, он понял меня, принял мои взгляды, но что ещё важнее — разделил их!

И после этого он просто ушёл, несмотря на мой недвусмысленный намёк? Да я буквально прямо заявила — останьтесь со мной, потратьте на меня ещё хоть секунду вашего времени!

Не потратил. Покинул залу, и даже не обернулся напоследок. А я ведь ждала! Ждала!

Нет, это решительно невозможно! Я обязана поговорить с ним прямо и поставить все точки в этой истории. Он уже открывал свои чувства, теперь же моя очередь — и в письме этого не сделаешь. Я должна смотреть ему в глаза, должна видеть реакцию! Кто знает, что у этих мужчин в голове? Откажет мне из-за каких-то своих, известных лишь ему одному, причин. Быть может — в лицо соврать у него не получится? И тогда, откажи он мне, я поверю сразу и не буду мучиться вопросами, ожиданием.

Да, так и поступлю! Ещё не приходилось мне предлагать себя мужчине, но ведь и ситуация не совсем простая. И нет ничего дурного в том, чтобы дать знать о своих чувствах и намерениях… Конечно, это не соответствует общепринятому образу благочестивой дамы, и всё же… Кем эти правила писаны? Вот именно — и я не знаю.

Преисполненная решимости я надеялась встретить князя в Кружке, но он не появился, как и на следующей неделе — словно чувствовал, что его ждёт серьёзный разговор. Конечно, глупо было предполагать, что князь меня избегает, но именно так это всё и выглядело.

На

освещение Исаакиевского собора он изволил явиться, но тут уже я не посмела подойти — не в храме и не в такой день. После князь снова пропал — говорили, ему стало хуже, но, когда я осмелилась навестить его, мне сообщили, что князь не в столице. Закрадывались нехорошие мысли — куда же он снова уехал? Не на фронт ли? — но я старалась не думать об этом, повода не доверять князю не было.

И снова Господь на дал мне объясниться. Оставалось только ждать и смиренно молиться — ведь Он слышит всякого взывающего к Нему.

* * *

1859 год

Воронцова дача, Петергоф

Имения княжеского рода Воронцовых простирались по всей России и за её пределами. Но именно здесь, в Петергофе, на землях, подаренных когда-то самим Петром I, расположилась любимая Демидом с детства дача. С начала основания она обмельчала, часть территорий оказалась распродана за ненадобностью — отец больше предпочитал развивать имения в Крыму. Демид же любил именно это место, а потому, уехав из Петербурга, занялся его облагораживанием и жил теперь в отдалении от суеты, а главное — в отдалении от сердечных привязанностей.

О том, что Демид в Петергофе, никто не знал. Конечно, о месте его обитания было известно тётушке, знал Лев и знал Илья Мирюхин. Последний и стал причиной для нового отъезда, точнее — толчком.

Воспоминания об их последнее встрече заставляли Демида злиться. Он одновременно переживал сильнейшее в жизни раздражение и благодарность, ему невыносимо было признавать, что Мирюхин имеет право беспокоиться о Лизе, но в то же время он полностью признавал его правоту.

Илья Мирюхин прибыл к нему незадолго до освещения Исаакиевского собора. Без приглашения — прямо в Петербургскую усадьбу — и отказывался уходить, пока с ним не поговорит хозяин дома.

Демид не стал отказываться — пригласил Мирюхина, выслушал.

— Если в вас есть хоть капля чести, вы покинете столицу и навсегда забудете о Лизе.

Демид так сильно сжал челюсти, что заболели зубы. Хотелось взять этого самоуверенного нахала за грудки и встряхнуть так, чтобы он сам навсегда забыл о Лизе. Омерзительно Демиду было думать, что этот очевидно заинтересованный мужчина живёт в её доме, что она подпускает его так близко, считает семьёй, доверяет. Не-эт, в глазах Демида Илья не был «кузеном». Они с Лизой — не родственники. И как бы ни пытался Мирюхин объяснить своё поведением «братской заботой», ничего иного кроме обыкновенной мужской ревности Демид в этом не видел.

— Я сам решу, как мне поступить.

— Вы уже решили — вернувшись. Вы не достойны её, боле того, я скажу вам — вы ей враг. Вы, ваш отец, весь ваш род. Она ненавидит Воронцовых.

— Не сомневаюсь, — Демид криво улыбнулся. Уязвить Мирюхина, поставить его на место, хотелось со страшной силой. — Впрочем, это не мешало её сиятельству проводить со мной время и называть другом.

— Да как вы!..

— Спокойнее, не надо драмы.

— Лиза слишком юна, чтобы понимать всю серьёзность сложившейся ситуации.