Её Сиятельство Графиня

Вериор Лика

— Да какая уже разница. Едва ли они решат и по чести моей потоптаться в придачу…

Пусть мне и хотелось заставить Тимашева ждать, но собралась быстро — не терпелось узнать, что именно от меня нужно императору. Все догадки — нерадостные, но… Я готова к любому исходу.

— Вы не взяли предписание, — по Тимашеву было видно, что он недоволен мной от и до. Протянул письмо небрежно, тряхнул, поторапливая. Не удивлюсь, если именно он накопал обо мне всякого: преувеличил, приврал и императору на блюдечке…

Уже в экипаже, разломав сургуч, вчиталась в предписание:

«Предписаніе

Собственная

Его Императорскаго Величества Канцелярія

Третье Отд?леніе

С.-Петербургъ

Октябрь, 1859 года

Её Сіятельству Графин? Вавиловой Елизавет? Владиміровн?

По повел?нію Его Императорскаго Величества Вамъ предписывается явиться для личной аудіенціи въ Зимній дворецъ съ сопровождающимъ лицомъ.

Настоятельно рекомендую исполнить повел?ніе безъ промедленія.

Подписано:

Тимашевъ Александръ Егоровичъ

Чиновникъ особыхъ порученій при Третьемъ отд?леніи»

Ай да Тимашев, ай да… Сам нарыл, сам доложил, сам предписал и сам же пришёл. Побольше бы таких служащих государству!

— Не волнуйтесь, ваше сиятельство, — Тимашев задремал, стоило лошадям сделать первый шаг, и сопровождающий жандарм впервые заговорил. — О ваших добрых делах все знают, ничего вам не будет — так может, пригрозят только.

— Вам что-то известно? Из-за чего меня вызывают?

— Нет, ваше сиятельство, но слышал, что, кажется, из-за связей со врагом. У вас, конечно, таковых не было, иначе бы не на разговор звали, а сразу, — он картинно провёл ребром ладони по шее, — уж простите! А так, вестимо, воспитательная беседа-с… Молюсь о том!

— Благодарю, — кивнула. Какой приятный молодой человек. Не хотелось бы его разочаровывать, но, очевидно, придётся.

Значит, связи с врагом. Да уж, тут можно целый список составить, где и как я «связалась». Но не буду гадать заранее…

Так странно: мне совсем не страшно — даже смешно. Будь — что будет, истина всё равно одна, а наказание — только от Господа. Император? Сколько было до него — сколько будет после? Слабые люди — такие же, как и все, где-то трусливые, где-то мстительные, где-то обидчивые. Нет смысла бояться, да и мне терять нечего. Все дела переданы Синицыным, каждая вольная грамота подписана, имущество распределено, свечи поставлены. Напади кто сейчас на экипаж, застрели меня — случайно или намерено — я была бы готова уйти.

Стук колёс убаюкивал, и вскоре я совершенно неуместно задремала, а сердобольный жандарм осторожно подложил мне под голову одну из сидушек.

* * *

Санкт-Петербург

Лесной

Демид

не мог уснуть. Лежал в темноте, слушал, как часы медленно отсчитывают последние минуты. Он не чувствовал страх, скорее какое-то странное облегчение. Словно наконец-то всё встало на свои места.

Смерть, так долго избегавшая его, наконец, встанет перед ним лицом к лицу. Теперь у неё нет предлогов обойти его стороной, а у него — нет предлогов передумать.

Не выдержав бездейственного ожидания, Демид заблаговременно отправился к месту дуэли. По дороге зашёл за секундантом — выволок его из игорного клуба. Лев Николаевич был не то чтобы пьян, но определённо в том настроении, когда всё кажется забавным и не слишком важным. Впрочем, это не мешало ему ворчать — на холод, на ранний час, на глупость Демида, на весь этот спектакль.

— Ты точно решил? — спросил Лев в очередной раз, кутаясь в плащ и нетерпеливо потирая ладони. Военный опыт позволил ему ровно держаться верхом даже подшофе.

— Поздно сомневаться, — отмахнулся Демид.

Лев хмыкнул, но не стал продолжать. Он был не столько против дуэлей вообще, сколько против именно этой дуэли. Ведь если эти два идиота прикончат друг друга, как он объяснит это Лизавете?

Демид понимал его переживания, но едва бы Льва утешило признание в том, что умрёт только один — и не Мирюхин.

В этой местности прошёл дождь. Лесные тропы размыло, воздух напитался сыростью, стал гуще, отчего появилась лёгкий загадочный туман. Всё выглядело излишне картинно, стереотипно, от того никто, кажется, до конца не верил в то, что должно произойти.

Мирюхин с секундантом — Безруковым — прибыли строго ко времени. Лев икнул недовольно — после его расставания с Катей Тютчевой именно Безруков принялся за ней ухаживать, а потому между мужчинами сложились крайне натянутые отношения. Забавно, если и секунданты решат стреляться — прямо комедия! Хотя, конечно, кого ещё можно было ожидать, если не Виктора Викторовича? Мирюхин был известным недотрогой, в столице кроме Безрукова друзей у него водилось. После несостоявшегося женихания тот странным образом стал близким другом семьи — словно отказ Лизы определил отношения, и недомолвки пропали. Из Виктора Викторовича получился хороший и преданный друг, а Илья за прошедшее время убедился, что и мужем он мог бы стать хорошим. Но — не состоялось. С Тютчевой, кажется, у них всё серьёзно.

— Доброго утра, господа, — доброжелательный тон Толстого казался издёвкой. — День обещается пригожим, может, надумаете отказаться? Было бы очень кстати — вернёмся в свои тёплые постели и забудем всё как страшный сон.

— Перебьётесь, — бросил Мирюхин.

Демид никак не отреагировал.

Толстой тяжело вздохнул, присел к сундуку у себя в ногах, щёлкнул замком и откинул крышку. Внутри, на подушках тёмно-синего бархата, лежали два изящных пистолета системы Лепажа. Чёрный ствол, чеканные детали, полированное дерево рукоятей. Оружие красивое, дорогое, как и полагалось князю. Быть убитым из старого ржавого ствола Демид не хотел. А так — хоть какой-то пафос, романтика.