Его искали, а он нашелся

Kadavra Avada

Культист словно и вовсе не заметил раны, улыбаясь совсем уж пакостно, сила вокруг него взбурлила вместе с кровавой лужей, натекшей из ковра расчлененных тел. Кровь закипела, испаряясь и формируя нечто неясное, плоть на телах жертв и их убийц начала таять, словно при формировании сосуда для одержимого (хорошее образование требует, порою, рассматривать самые омерзительные иллюстрации в различных книгах). Принцесса четко различает выражения удивления и блаженного облегчения на мертвых лицах, готовя новый, куда более сложный удар фамильной силой. Улыбка слуги дьяволового становится невыносимо широкой, буквально рвущей мышцы лица вдоль оной улыбки.

Атаки нет - вместо нее лишь облачко кровавой взвеси на месте старика, а поднявшаяся было кровь снова падает оземь, вместе с разжиженной

от потока планарной силы плотью. На какой-то миг все они, все трое подумали было, что культист надорвался, зачерпнул слишком много и не смог удержать схваченную в глупости своей мощь.

Первой поняла подвох опять Ликвидатор, сходу кидая два флакона атакующих зелий, пытаясь попросту выжечь своеобразный бассейн с мерзостью, но успех невелик, больше косметический. Удар серой силы Дороги идет следом и он показал хоть какие-то результаты, тогда как сила Валзеи вновь оказалась проигнорирована. Будь тут кто-то из ее братьев, будь здесь хотя бы представитель побочной ветви рода, но полностью освоивший дары династии... Против ее силы хватило того, что применили проклятые культисты - они все трое не справились.

Вспышка.

Посреди бассейна бурлящей массы стоит немного полноватый мужчина в дорогом костюме-мантии, а его черные кудрявые волосы развеваются от несуществующего здесь ветра. Принцесса не может не узнать не единожды виденного ею, - на приемах, балах и званых ужинах, - Рамарца Брадкийского. Трудно не знать в лицо главу богатейшей из магических гильдий столицы и, вероятно, всей Империи Веков, всегда показательно демонстрировавшего свою верность трону.

Вокруг него мелькают несколько десятков исписанных рунами сфер, кружа в непредсказуемом танце и защищая создателя. Рамарц ведь один из лучших зачарователей поколения, а не узнать его любимое оружие почти нереально. В тех нескольких случаях, когда этого неконфликтного и, как следует из беспристрастного досье, собранного Очами, трусоватого человека принуждали к прямой битве, эти сферы сами по себе могли выиграть что дуэль, что массовое сражение.

В каждой сфере скрыто свернутое пространство, где хранится целая гора амулетов самых разных типов, а также основное тело сверхсложного и почти разумного голема-сферы, который эти амулеты самостоятельно использует. И чем больше таких сфер работает вместе, тем слаженнее они помогают друг другу, прикрывают слабые места и синхронизируют собственные атаки.

Рамарц улыбается криво, хмуро и зло, только взгляд его почему-то направлен не на Валзею, а на склонившего голову набок громилу в сером. Его сферы сияют, что-то делая с ритуалом, отчего из однотонного ковра телесного цвета вылезают конечности и лица постепенно воплощающихся извергов. Очень, очень неслабых извергов! И все тот же барьер, не дающий атаковать противника, прервать призыв, повысить свои шансы, заставив того сражаться один на один.

– Я услышал гибель моей крови.
– Слова мага она читает по губам, не слыша их из-за изоляции все того же барьера.
– Ты забрал сыновей брата моего. Ты забрал мое дитя. Ты сгинешь здесь, а твою душу я отдам Господину лично в руки.

Валзея невольно покосилась на того, в чей адрес было высказано столь внушающее обвинение. Она, конечно, слышала о попытке убийства Шазана Бострадского, торговца золотого пояса, просто потому, что новость была весьма горячей, попавшей в информационную сводку, регулярно собираемую ее свитскими. Знала она и о том, что этих двоих торгашей связывали родственные узы, пусть и непрямые, отчего и получалось тем с такой легкостью обмениваться кредитами, ссудами, договорами и прочими полезными друг для друга вещами. Торговый дом Бострадского давно считался чем-то вроде второго представительства Золотого Пера, настолько связаны были их финансовые потоки. А вот о чем она не слышала, так это о том, что в ту ночь, когда двое сыновей Шазана погибли при покушении, а еще одного серьезно ранили вместе с папашей, присутствовал еще и Рорцах. Вообще не слышала, хотя должна была эта информация просочиться - расследовали происшествие Очи.

Впрочем, Очи даже вторжение извергов пропустили, что там о присутствии лишнего свидетеля одного конкретного преступления

говорить?

– Ну, привет.
– Отозвался обвиняемый, даже сбросив ради такого дела капюшон, чтобы обвинитель тоже мог по губам прочесть.
– Ты тоже ох*ел.

Последнюю фразу он сказал тем тоном, каким говорят даже не прописные истины, а изречения Закона, честное слово. На мгновение Валзея, несмотря на манеры и воспитание, сама подумала, что этот предательский подонок действительно ох*ел. Додумать мысль ей не дал громила, падая на одно колено и пуская вдоль пола целую волну серости, сводя руки вместе и словно сдавливая пространство вокруг. Этого не хватило для прерывания ритуала, даже близко не хватило - все погрешности стремительно исправлялись Сферами Хранителей, что на ходу меняли конфигурацию этого ритуала. А ведь он явно с самого начала имел иную природу и цель - для чего-то им нужна была именно Валзея, она же должна была стать основой ритуала. И все это Рамарц сумел поменять, переписать, доработать буквально за десяток секунд!

Принцесса улыбается, осознавая иронию ситуации, которая пока еще не дошла до их противника. Поодиночке ни она, ни странный Путник, почему-то имеющий ухватки не прирожденного странника, а матерого убийцы и уголовника, не представляли для такой защиты никакой угрозы. Вернее, не успевали разбить эту защиту вовремя, до свершения призыва, после которого их задавят численно, не уступая качественно. Даже вместе они не так уж сильно могли пошатнуть чаши весов... раньше. После того эпизода с ее боевым безумием, накачанная зельями по самые брови, и, самое главное, не имеющая возможности отступить Валзея кое-что поменяла в отражении своего Статуса.

Эти слова она говорила лишь один раз, при поддержке не простой, а сдвоенной звезды бенефиков, стоя рядом с Отцом, который в тот день уделил ей немного своего Времени, ради ее развития. Тогда попытка призвать Закон в свои слова окончилась остановкой сердца и срочной реанимацией, а на ее будущем был поставлен окончательный крест, навсегда закрепив за ней бесполезность.

Она выплевывает слова вместе с кровью, текущей из открывшихся в гортани порезов, оставленных самими словами, сокрытой в них силой. Выплюнутое не только пускает кровь, но словно вырывает внутренности, даря обжигающую боль и позорную слабость. Если бы она пообедала, то к этому моменту успела бы испражниться прямо под себя, настолько велика была нагрузка на слабое, непривыкшее к такому девичье тело.

Она справилась.

Дозвалась.

Река Времени делает небольшой, почти незаметный изгиб, маленькую и ничтожную в сравнении с незыблемостью всего сущего петлю. Прямо на месте ритуала появляется еще один ритуал, еще один ковер алой плоти, только на жалкую секунду отстающий от реального. Или это реальный начал спешить на все ту же секунду? Ответить смог бы разве что отец, поскольку ее личного понимания использованной мистерии едва хватало чтобы ее хотя бы призвать.

Прорывающиеся в реальность дьяволы совершенно внезапно для себя начали проявляться в двух точках одновременно, но там где легко можно поделить десять золотых на двоих, нельзя на двоих поделить любовницу. Вернее, можно, но либо иносказательно, либо со вполне предсказуемыми для любовницы последствиями. Вероятно, это были действительно сильные твари, одна из резервных групп, специально для решения срочных ситуаций задержанная в Пекле, а не отправленная крушить столицу и пировать душами ее жителей. Чтобы можно было призвать их ровно в нужную точку, а не надеяться дозваться более привычными методами.

Все они (вроде как было их восемь, а может и двенадцать - Валзея не была настолько хорошим сенсором), просто перестали быть из-за несовместимых с существованием травм. Разорвало не только тела, но даже энергетические оболочки, отчего ковер плоти начал истекать золотым медом, плесенью и огоньками выпущенных из алчных хваток душ. С глухим и влажным хрустом принялся рассыпаться ранее невидимый барьер, чьи фрагменты становились различимы обычным зрением. Это же зрение показывало, что незримая преграда состояла из той же колышущейся плоти, только абсолютно прозрачной и желеподобной, будто у чудовища слизневого типа, прямиком из канализационных стоков.