Эгоист (дореволюционная орфография)

Вернер Элизабет

Безпощадный сарказмъ этихъ словъ безусловно испугалъ бы другую двушку, но Фрида наоборотъ энергично поднялась и съ вдругъ вспыхнувшимъ упорствомъ воскликнула:

— Пасторъ Гагенъ — воплощенное смиреніе и мягкость и не способенъ несправедливо осудить кого либо. Это было въ первый и послдній разъ, что я услышала изъ его устъ подобное суровое сужденіе, и я знаю, что оно вырвалось у него лишь вслдствіе безпокойства за своихъ пострадавшихъ земляковъ.

— Такъ, значить, онъ правъ? — рзко спросилъ Зандовъ.

— Не знаю; вдь я совершенно не знакома со всмъ этимъ. Но вы-то, мистеръ Зандовъ, находитесь въ сношеніяхъ съ тмъ человкомъ и должны знать...

Фрида не ршилась докончить свою рчь, такъ какъ чув­ствовала,

что каждое дальнйшее слово могло бы быть принято за оскорбленіе. Зандовъ повидимому такъ и отнесся къ этому. Его смягченный тонъ, которымъ онъ началъ разговоръ, смнился обычнымъ холодньмъ и строгимъ, когда онъ отвтилъ:

— Во всякомъ случа мн чрезвычайно странно слышать, какъ въ нкоторыхъ кругахъ грязнятъ репутацію большой фирмы. Вы, миссъ Пальмъ, — еще почти дитя и, само собой разумется, ничего не понимаете въ подобныхъ длахъ. Вы не можете знать, какимъ вліяніемъ пользуется имя Дженкинсъ въ коммерческомъ мір. Но т, кто длаетъ себя распространителемъ подобной клеветы, должны были бы подумать объ этомъ и поостеречься.

Это замчаніе прозвучало довольно сурово, но вовсе не убдительно. Вдь никто еще не высказывалъ сомннія въ сил и вліяніи Дженкинса, но находили лишь, что это вліяніе зловредно. Фрида конечно не имла представленія о томъ, какого рода были дловыя отношенія у Дженкинса съ домомъ Клиф­фордъ, но уже одно сопоставленіе обоихъ именъ рядомъ глу­боко испугало ее.

— Вы сердитесь на меня за неосторожно высказанныя слова о вашемъ дловомъ друг, — тихо сказала она. — Я безъ всякой задней мысли лишь повторила то, что слышала, и то выраженіе пастора Гагена касалось лишь опасности, грозящей нашимъ переселенцамъ отъ подобныхъ предпріятій. Пасторъ еже­дневно собственными глазами видитъ въ Ныо-Іорк, какъ глу­боко это врывается въ горе и радость тысячъ людей. Конечно вы не можете знать это — вдь интересы вашего торговаго дома далеки отъ подобныхъ спекуляцiй.

— Ну, а откуда же вы-то можете такъ точно знать? — спросилъ Зандовъ съ насмшкой.

Впрочемъ послдняя прозвучала нсколько принужденно. Этотъ разговоръ становился Зандову непріятенъ, однако онъ не длалъ попытокъ покончить съ нимъ; въ разговор было нчто, что, вопреки его вол, возбуждало его и влекло къ себ.

Фрида все боле и боле освобождалась отъ своей сдер­жанности; видимо тема разговора чрезвычайно интересовала ее, и ея голосъ зазвучалъ глубокимъ волненіемъ, когда она отвтила:

— Я только разъ, одинъ единственный разъ видла кар­тину такого бдствія, но она неизгладимо запечатллась во мн. Во время моего пребыванія въ Нью-Іорк насъ постила группа переселенцевъ. Это были нмцы, за нсколько лтъ предъ тмъ направившіеся на Дальній Западъ Америки и те­перь возвратившіеся оттуда. Они, правда, черезчуръ легкомыс­ленно поврили разглагольствованіямъ безсовстныхъ агентовъ и оставили все, что имли, въ лсахъ Запада — большую часть своихъ родныхъ, которые погибли, не вынесши суроваго кли­мата, все свое достояніе, свои надежды, жизнерадостность, — словомъ, все! И вотъ теперь они обратились за совтомъ и помощью для возвращенія на родину къ тому самому нмецкому священнику, который предостерегалъ ихъ тогда и которому они тогда — увы! — не поврили. Было страшно видть полную надломленность и совершенное отчаяніе этихъ еще недавно сильныхъ и мужественныхъ людей, слышать ихъ жалобы! Я нико­гда не забуду этого.

Молодая двушка, словно подавленная своими воспоминаніями, прикрыла глаза рукой.

Зандовъ не произнесъ ни слова: онъ отвернулся и лишь неотрывно смотрлъ въ туманъ. Неподвижно, словно захвачен­ный заклятіемъ, слушалъ онъ слова двушки, все боле страстно и возбужденно срывавшіяся съ ея юныхъ устъ:

— Да и на пароход, везшемъ сюда сотни переселенцевъ, я видла, сколько заботы и боязливости, сколько мечтаній и надеждъ везетъ онъ на себ. Вдь почти никогда не бываетъ, чтобы именно счастье

заставляло переселенцевъ уйти со своей родины! У большинства переселеніе является послдней на­деждой, крайней попыткой найти себ спасеніе въ новой жизни за океаномъ, здсь. И подумать только, что вс эти надежды разбиваются, что этимъ бднякамъ не приносятъ пользы ни­какая ихъ борьба и неустанный трудъ, что они должны погиб­нуть изъ-за того, что одинъ какой либо субъектъ хочетъ раз­богатеть изъ-за того, что есть люди, намренно, вполн со­знательно посылающіе своихъ братъевъ на гибель, чтобы из­влечь изъ этого барыши! Я никогда не сочла бы этого возможнымъ, если бы не видла этого своими глазами, не слы­шала бы этого отъ тхъ, кто возвратился съ мстъ своего переселенія.

Фрида остановилась, съ испугомъ замтивъ мертвенную блдность, покрывавшую лицо все еще неподвижно стоявшаго Зандова. Оно было попрежнему точно выковано изъ стали и не­подвижно; никакое ощущеніе не отражалось на немъ, но вся кровь видимо сбжала съ этого лица, и его застывшее выраженіе вызывало жуткое чувство. Зандовъ не замтилъ вопросительнаго, озабоченнаго взгляда молодой двушки; только ея внезапное молчаніе видимо привело его въ себя. Онъ рзко выпрямился, провелъ рукой по лицу и произнесъ:

— Вы смло заступаетесь за своихъ земляковъ, нужно от­дать вамъ справедливость!

Его голосъ звучалъ глухо, сдавленно, какъ будто каждое слово стоило ему громаднаго напряженія.

— Это и вы сдлали бы, если бы вамъ представилась воз­можность, — вполн непринужденно отвтила ему Фрида. — Безспорно вы со всмъ авторитетомъ своего имени и положенія выступили бы противъ подобныхъ предпріятій и конечно могли бы добиться значительно большаго, нежели неизвстный священникъ, которому напряженная духовная дятельность оставляетъ очень мало свободнаго времени и на обязанность котораго выпадаетъ слишкомъ много случаевъ, требующихъ смяг­ченiя горя и нужды членовъ собственной общины. Мистеръ Зандовъ, — и Фрида подошла къ нему подъ вліяніемъ внезапно вспыхнувшей доврчивости, — я, право, не желала оскорблять васъ тми неосторожными словами. Слухи приписываютъ нехорошіе планы Дженкинсу. Возможно, что люди не­правы, что пасторъ Гагенъ былъ введенъ въ заблужденіе. Вы лично не врите этому, я вижу это по вашему волненію, хотя вы и хотите скрыть его, а вы конечно лучше всхъ должны знать своего длового друга.

Дйствительно Зандовъ былъ взволнованъ. Его рука такъ судорожно сдавила рзную спинку скамьи, что, казалось, вотъ-вотъ она разломится подъ его пальцами. Да, онъ былъ такъ взволнованъ, что прошло нсколько секундъ, пока онъ овладлъ своимъ голосомъ.

— Наша бееда свелась къ очень нерадостной тем, — от­рывисто произнесъ онъ. — Но я никогда не поврилъ бы, что робкое, тихое дитя, едва поднимавшее глаза и открывавшее уста въ теченіе цлой недли пребыванія въ моемъ дом. могло бы такъ страстно вспыхнуть, разъ дло коснулось защиты чужихъ интересовъ. Почему вы никогда не показали себя съ этой стороны?

— Я не осмливалась... я такъ боялась...

Фрида не сказала ничего боле, но ея взоръ, полубоязливо и полудоврчиво направленный на Зандова, досказалъ то, что умалчивали уста. И этотъ взоръ былъ понятъ.

— Кого вы боялись? Ужъ не меня ли? — спросилъ Зандовъ.

— Да, — съ глубокимъ вздохомъ отвтила молодая девуш­ка. — Я очень... очень боялась васъ... до настоящей минуты.

— Это вы не должны больше длать! — Голосъ Зандова зазвучалъ непривычной, уже долгіе годы совершенно чуждой ему, ноткой; въ немъ чувствовались нарождающаяся теплота и мягкость. — Я видимо казался вамъ очень строгимъ и холоднымъ — таковъ я пожалуй и на самомъ дл въ дловыхъ отношеніяхъ; но по отношенiю къ молоденькой гость, ищущей въ моемъ дом покровительства и пріюта, я такимъ не буду. Не отстраняйтесь отъ меня на будущее время столь боязливо, какъ до сихъ поръ! Вы можете безъ страха подходить ко мн.