Экстремальная педагогика

Балашовский Ден

Вот оно: чем чаще мы прибегаем к страху, как рычагу воспитательного воздействия, тем больше нам придется 'заплатить' в будущем. Но разговор о 'плате' тут не очень уместен, поскольку наши нервы и наше самочувствие в данном случае зависят от нас. Но ведь и будущее такого ребенка зависит только от нас! Морально ли сказать, что мы платим за свою ошибку чужим будущим?

Так что же, перестать пугать детей? Перестать повышать голос, напоминать о директоре, о родителях? Нет, этого делать ни в коем случае нельзя.

Как нельзя и исключать из школьной жизни домашние задания и двойки.

(Такие стремления все сильнее и сильнее проявляются в современной среде образования. Все чаще мы слышим от наделенных должностями

людей такие 'передовые' предложения. Видите ли, нельзя травмировать личность - они даже не понимают, что это значит - ребенка плохой оценкой. Видите ли, нельзя ставить двойки, это отрицательно влияет на рейтинг учебного заведения. Видите ли, нельзя ставить двойки потому, что это демонстрирует вашу педагогическую несостоятельность. Нельзя давать задание на дом, потому что плохие ученики его и так не делают, а хороших учеников мы очень утомляем. Ведь они и сами учат то, что им надо, или посещают кружки. Нельзя угнетать их свободу выбора. Подобный бред все глубже проникает в образовательную среду. И если несколько лет назад он владел лишь 'должностыми' и 'педагогическими' головами, то уже сегодня он овладевает головами 'родительскими'.)

Страх использовать не только можно, но и просто необходимо на том этапе, когда ребенок не в состоянии воспринимать ничего более. Конечно, вспомнив Соловейчика с его работой 'Педагогика для всех' (которая стала новым шагом в развитии педагогической науки по моему скромному мнению) нельзя не вступить в спор с его позицией на этот счет. Дело в том, что по его, мной уважаемому, мнению выходит, что любое посягательство на свободу ребенка есть зло. Ребенок будет совать палки в розетку, разбивать посуду и переворачивать завтраки, но его нельзя ругать, нельзя кричать на него. По мнению Соловейчика подобные действия продиктованы естественной потребностью ребенка в познании. А раз так, то ограничивая эти действия при помощи страха и принуждения, мы воспитываем в ребенке страх перед познанием.

На мой взгляд, с определенного возраста, подобные действия ребенка продиктованы развитием его личности (о чем я писал выше) и он просто проверяет на 'прочность' окружающих. То есть ребенку не интересно не только и не столько, как разлетятся осколки по полу, а то, как отнесутся к этому взрослые. Исходя из их реакции ребенок 'встраивает' себя в систему общественных отношений и находит в ней свое место. А после этого он будет использовать полученные знания чтобы 'сдвинуть' это место поближе к 'центру', обрести большую силу в этой системе. Хотя и это, в свою очередь, во многом продиктовано естественной потребностью к познанию.

Как бы там ни было, но я твердо согласен с Симоном Львовичем... на половину.

Все верно. Чем больше самостоятельности мы даем ребенку, тем быстрее формируется личность. Мы об этом уже разговаривали выше. Но тут есть несколько проблем. Одна из них техническая. Вспомним описанные Соловейчиком случай с телевизором.

У ребенка была страсть к телевизорам. Каждый новый телевизор ребенок обследовал, нажимая и поворачивая все, что только можно до тех пор, пока телевизор не ломался. В этом случае родитель может не обращать внимания на данную страсть, пока она сама собой не утихнет либо пойти хитрым путем. В случае описанном автором с телевизора просто снимались все кнопки и тумблеры. Конечно, данный образ действий весьма затратен для родителей с точки зрения времени, внимания и денег, что важно. Но это, как и утверждает автор, очень выгодно с позиции воспитания самостоятельной и любознательной личности. Другими словами, одна из проблем техническая.

Но есть еще одна проблема - возрастная. И о ней мы просто не можем не вспомнить, учитывая, что наш разговор о школьниках.

Уместен ли такой подход в более старшем возрасте, например, в школьном? С точки зрения Симона Львовича - уместен.

Но говоря о старшем возрасте, автор приводит и другие, кроме описанных, аргументы. Я не стану приводить тут полностью его выкладки, все интересующиеся прочтут оригинал. Еще раз скажу, что работа эта безусловно выдающаяся. Та работа, которую когда-нибудь внесут в список фундаментальных работ наряду с работами Макаренко. Но это не говорит о том, что со всем написанным стоит слепо соглашаться.

В раннем возрасте и в раннем школьном возрасте в частности, необходимо прибегать к одному из первых воспитательных рычагов - к страху. Единственное, что должен помнить педагог это то, что страха должно быть минимум. Необходимый минимум. И как бы мало его не было, с течением времени он должен только уменьшаться (и усложняться структурно), заменяться другими рычагами воспитательного воздействия.

Представим себе ситуацию, когда ребенку позволено делать дома все, что угодно. Ну или почти все. Вот такой ребенок приходит в школу и садится за парту с другим ребенком. И тут же берет себе чужую вещь, ломает ее. Ведь у него нет страха, его попросту не научили страху. А такие понятия как 'чужое', 'плохо' и 'нельзя' еще не в полной мере доступны ему. Как в этом случае можно оценить произошедшее? По-моему двух оценок быть не может.

Но кроме того страх необходим ребенку еще и для того, чтобы он знал усилие требуемое на его преодоление. Я никогда не прыгал с парашютом и сейчас, сидя за столом и монитором, мне кажется, что делать это не очень страшно. Или люди никогда не занимавшиеся единоборствами, но регулярно смотрящие боксерские поединки по телевизору - им в голову даже мысли не приходит о том, что выходить на ринг страшно. И в первом и во втором случае, внезапная постановка этих людей перед проблемой (прыжок с парашютом и боксерский ринг) будет наполнена их личным страхом. Я при этом очень сомневаюсь, что не имеющий привычки человек справится со своим страхом достойно и продуктивно. О какой привычке я говорю? О привычке к преодолению страха. В этом моменте я принципиально не согласен с Симоном Львовичем. Если человек почти не испытывал страха в детстве, не понимает, что со страхом можно вполне успешно бороться, не знает привычки к преодолению страха, то такой человек будет пугливым ровно как и тот, которого сильно пугали все детство (не позволяя учится преодолевать запреты и вставать перед неотвратимостью наказания).

Но что же дальше? Если пользоваться страхом можно лишь до определенного момента, да и вообще, желательно прибегать к самому минимуму использования страха, то каким образом воспитывать дальше? Ведь со страхом на самом деле все ясно. Об этом не пишут в тех педагогических учебниках и книгах, которые вроде бы должны учить воспитанию ребенка. Не прочесть о страхе в методичках, не услышать на семинарах и вебинарах, но, тем не менее, все педагоги прекрасно понимают, как использовать страх в своей деятельности. Это нагло-очевидное и столь же стыдливо замалчиваемое средство воспитания человека. И вот я сказал об этом вслух, но вместе с тем заявил о том, что применяться оно должно далеко не столь всеобъемлюще, как применяется сейчас. И у пытливого читателя должен возникнуть вопрос: Если ты заявляешь о том, что многочисленные написанные по педагогике книги пусты и никчемны, то что предлагаешь сам?

Надо рассмотреть явление страха более подробно. Рассмотреть с точки зрения эволюции воспитания. Ведь не осуществляется же переход с первого этапа ко второму этапу эволюции воспитания единовременно! Этот переход должен быть процессом длительным, процессом плавной трансформации воспитательных рычагов первого процесса в рычаги второго.

Для этого давайте разберемся, какие страхи бывают.

Профессор Ю. В. Щербатых предложил свою классификацию страхов. Он разделяет все страхи на три группы: