Ёлка для Ба

Фальков Борис

– Не знаю, - сказал я.
– Знаю только, что это невозможно.

– Вот, вот что мне нужно всегда помнить!
– вскричал Жора.
– Тогда давай дальше: а если б твой отец, а если б твой дядя?

– Ю хочет называться Дубровским, - уклонился я.

– Ты не отвиливай, - грозно сказал Ив.
– Отвечай: а твой отец стал бы сидеть в сундуке ради пропитания?

– Не знаю, - честно признался я.

– Ещё бы, - Жора вставил в рот новую папиросу.
– Сам Свифт этого не знал.

– Тоже урод?
– спросил Ив.
–

Почему не знаю?

– Ещё какой! Почище дяди Тома. Ты в Европах не бывал, - объяснил Жора.
– А побывал бы там с моё - знал бы и Свифта.

– Полетал бы там с твоё, - обиженно поправил Ив.
– Дядю Тома в его хижине ел гнус, на севере. Ты мог бы о нём отзываться поуважительней, не как о своём Свифте.

– Жор, - сразу подхватил я, - а что ты делал в Европе?

– Летал, - усмехнулся Ив.

– Ты был лётчиком!
– воскликнул я восхищённо.
– Как Чкалов, или как Назарий, да?

– Потом расскажу, - отмахнулся он.

– Всё потом, всегда потом... Ладно, - продолжил я мстительно, - а знаешь, мне ведь запрещали произносить слово "лилипут". Говорили, ты обидишься. Говорили, надо тебя называть: маленький человек. А Свифту, значит, было всё можно. Он даже целую Лилипутию придумал.

– Он не придумал, - возразил Жора.
– Есть такой город. И все жители там маленькие.

– Так то ж в Европе!
– пожал плечами Ив.

– В Бразилии, - поправил Жора.

– Это что, не одно и то же?
– спросил Ив.
– Лилипут, он и в Африке лилипут.

– Вот, и тебе можно, - надавил я, - его так называть. Жора сам называет себя карликом или лилипутом, и совсем не обижается. Только мне нельзя, так все говорят.

– Это всё тебе по глупости наговорили, - сказал Жора.
– Или того хуже: по злобе. Есть ещё люди, желающие уморить меня голодом. Если б я назывался маленький человек, мне б жрать было нечего. Публика кормит карлика или лилипута, а маленькому человеку кто ж подаст? Публика ведь и сама: сплошь из маленьких людей. Вот ты, например, тоже маленький. Тебе за то платят?

– Да, - сказал я.
– За что ж ещё? А я жру на равных со всеми нашими, запросто. А они ведь все работают... в поте лица. Ещё того хуже: от меня и им перепадает, если чего не доем. Когда я был совсем маленький, мать кормила меня своим молоком, но его было слишком много. На остатках она варила кашу, и отец ел, и его друзья ели. Потом отец им рассказал - на чём каша, и они блевали. Но поблевав, всё равно снова ели. Иначе б подохли с голоду, времена были такие, так говорит отец и все наши. Так что теперь они просто обязаны меня кормить, из благодарности.

– Может, у ваших оно и так, они люди интеллигентные...
– Жора выпустил клуб дыма.
– А может, все ваши знают, что ты не просто маленький. Хвалят же они твой ум? Значит, видят в тебе нечто... такое. Опять же, твоё увечье...

– Это какое же?
– возмутился я.

– Косоглазие, - невозмутимо объяснил Жора.
–

А был бы ещё и горб, ты б уже сейчас зарабатывал не только среди ваших. У наших жизнь похитрей, одного косоглазия недостаточно. Нужен и горб, и упаковка: легенда. Учитывающие это администраторы вовсе не гении, просто они сами из маленьких людей, из публики. Так что они примеряют все легенды на себя. Да ты и сам попробуй, примерь: назови-ка Сандро - Саней, а Сандрелли Николаевым, объяви, что он родился навроде целлулоидной куклы, которой забыли приставить руки, совсем гладенький, да ещё, что родился не в Италии, а на Чукотке...

– Ты говорил и про Ива, - не сдавался я, - и вообще про цирковых силачей, что и они себе придумывают легенды. Чемпион мира, например, или неграмотное дитя природы с севера...

– Мне надо оторвать не только руки, - сказал Жора, - но и голову.

– И яйца, - добавил Ив.
– Но ещё не поздно, хошь, помогу?

– Твой дядя Ю - пример не из лучших, надо брать в пример женщин, залепетал Жора: теперь была его очередь выбираться из внезапно запутавшегося положения.
– Женщины вообще испытывают более сильные чувства. Хотя, конечно, это не те женщины, которых знаешь ты. Это ты хорошо запомни: не все женщины одинаковы.

– Я это знаю, - сказал я.
– Ведь я знаю Ба.

– Не все женщины одинаково хорошо стригут ногти, - сказал Ив.
– Но я думал, ты назовёшь Жанну.

– Жанна и Ба, - насупился я, - совсем разные. Теперь я это понял.

– Ты думаешь?
– вздохнул Жора.
– Дай Бог... тебе здоровья.

– Кишки с тебя вон, - разъяснил Ив.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Бог всё ему даст, если малыш не будет вбивать всё это себе в голову, как вальсы Шопена.

– Да, - сказал Жора, - не пора ли тебе домой, играть этюды?

– Успею, - сказал я.
– Как же сам Сандро терпит такой обман?

– Упрямец, - закатил глаза Жора.
– Ну хорошо, что, если я скажу так: Саня хочет, чтобы люди приглашали его к себе обедать. Больше того, он хочет эти приглашения принимать. Обрати внимание, нас с Ивом никто не приглашает пообедать...

– Тебе нужно оторвать всё, чтобы ты стал совсем гладеньким, - сказал Ив. Но что правда, то правда: и гладенькому тебе ещё придётся сильно попотеть, пока тебя пригласят, карлик. Пока тебя попросят полетать по их дому.

– Можно подумать, в сундуке не сильно потеют, - сказал я.

– Грубиян!
– поставил свой диагноз Ив.
– Скажешь, я не потею?

– Это ведь от жары, - возразил я, - а не от трудов. Так и отец в своей прозекторской, и Изабелла у себя в боксе, и её микробы, наверное, ещё как потеют.

– Там за это платят зарплату, - сказал Жора.
– А у нас платят не за пот, а по маркам, со сбора.

– А Назарий говорит, что потеть обязательно, надо работать в поте лица. И Сандро, по-моему, потеет с головы до ног. Вот почему у него такие чёрные пятки...